Авторы: Юрико в соавторстве с Amidala

В качестве необходимого предисловия.

Когда-то не так давно, а если быть точнее – то года два с половиной назад, я начинала писать то, что сейчас предлагаю вашему вниманию, «для себя», не претендуя совершенно ни на что. Почему? Просто захотелось.
Думаю, моя любовь к фантастической сказке под названием «Звездные войны» - ни для кого не является секретом. Этой любви, этому одному из самых сильных моих увлечений уже лет шесть, и, судя по симптомам, проходить она не собирается. Как у всякого заболевания, у нее бывали и периоды обострений (после просмотра очередного вышедшего эпизода), и периоды ремиссии. Но об окончательном выздоровлении речи, видимо, уже не идет. Правда, это такое «тихое» и почти безобидное помешательство, и жить оно мне совершенно не мешает.
Скажу сразу: в общем и целом задумка рассказа и его основная идея принадлежат не мне. Найденный в один прекрасный день рассказ объемом в десять страниц текста в формате word автора под именем Amidala, показавшийся удивительно интересным, долгое время не давал мне покоя. Идея сделать героиню приквелов, вся роль которой будет заключаться всего лишь в том, чтобы стать любимой женщиной центрального персонажа всей саги и матерью главных героев Основной Трилогии и, выполнив это предназначение, умереть, – главной героиней в небольшом по объеме рассказе, подарить ей долгую жизнь, в отличие от Джорджа Лукаса, – это было смело. Искреннее восхищение от задумки автора постепенно переросло в мысли на тему «а что, если…» И в результате – уже мне захотелось взять понравившийся сюжет и немного развить его, добавив каких-то подробностей: событий, переживаний, мыслей, поворотов сюжета, вписывающихся в изначальную канву, просто насытить ее жизнь если уж не головокружительными приключениями, то хотя бы – попробовать показать характер. По крайней мере, так, как я его понимаю, с точки зрения «на что она была бы способна, если бы осталась в живых». Хотя, если честно, в фильмах мне этот персонаж не сказать чтобы уж очень нравится. Тем интереснее показалась поставленная перед собой задача: увидеть в ней что-то, что позволило бы мне поменять свое мнение. Сказано – сделано. Вернее – выбрано делать. Как казалось, это будет не слишком сложно…
Уже в процессе написания, который растянулся на весьма долгое время (чему были причины объективные и субъективные), не раз приходила мысль все бросить. Двигало вперед, наверное, только чистое упрямство и желание проверить себя. И, наверное, если бы сказка «Звездных войн» не закончилась этим летом, рассказ так и лежал бы недописанным. Впечатлившись просмотром Третьего эпизода, где героиня все же умирает, я сделала над собой усилие для финального рывка.
Здесь – все не так. В некоторых эпизодах – чистый мой произвол и нахальное привлечение известных персонажей самих фильмов «Звездные войны», а также книг-продолжений, которые написаны серьезными зарубежными писателями-фантастами и очень мне нравятся.
Еще одно необходимое пояснение. В одном из эпизодов первой главы мной использован небольшой фанфик под названием "Обещания", выложенный дай бог памяти когда на форуме "Звездные войны на Куличках". К сожалению, не могу сейчас сказать, чьему перу он принадлежит.
Все остальное - фантазии на тему истории, случившейся в Далекой-далекой галактике давным-давно.
В итоге получилось пятьдесят страниц, которые вам и предстоит прочитать.

Итак, в соавторстве с Amidala.

«Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои была легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала - их только три!
Между клёнов шёпот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой…»
Это песня последней встречи.
Я взглянула на тёмный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-жёлтым огнём».

А. Ахматова.

ГЛАВА 1

Я стояла на пороге нашего дома и смотрела в безоблачное ночное небо, усыпанное бесчисленным количеством ярких звёзд. Они мерцали на иссиня-чёрном фоне как драгоценные камни, рассыпанные неизвестным творцом неизвестно когда.
Вокруг царили тишина и покой, и казалось, что эти тишина и покой царят везде, в каждом уголке вселенной, но чёрные тучи грядущих перемен уже начинали сгущаться над легендарной республикой, которая была более великой чем Пространство и Время. Но, подобно самым большим деревьям, способным противостоять любым внешним воздействиям, Республика загнивала изнутри, хотя на первый взгляд опасность была не видна.
В тот вечер я не думала ни о грядущих переменах, ни об опасности, грозящей вселенной этими переменами. Все мои мысли были направлены лишь на одно. Я смотрела на мерцающий высоко в небе свет звёзд и думала о той новой, неизвестной никому, кроме меня, жизни, зарождающейся во мне. Она струилась во мне, пульсировала как многочисленные электрические разряды, вызывая приятно будоражащий трепет.
Позади послышались тихие шаги, сильные и ласковые руки осторожно легли мне на плечи, согревая своим теплом. Я прижалась к Анакину спиной и почувствовала невероятную лёгкость. Да, мне всегда было легко с ним, он вселял в меня уверенность и словно делился частичкой своей Силы, помогающей преодолевать самые сложные препятствия на пути и учившей терпению.
Мысленно я вернулась еще на некоторое время назад, в дни, которые были самыми счастливыми в моей жизни, пусть тоже неспокойными, но еще не тревожащими предчувствием чего-то неумолимо приближающегося, неотвратимого и страшного.
Тогда это был самый обычный поздний вечер, я все еще сидела за столом, просматривая бесконечные сообщения для Сената на предстоящий день, а Анакин полулежал на кровати, откинувшись спиной на подушку. Я чувствовала его задумчивый взгляд, который одновременно был со мной и еще где-то невообразимо далеко. Потом он закрыл глаза и мечтательно вздохнул.
- Я хочу ребенка…
От неожиданности я промахнулась и положила уже просмотренный инфочип в коробочку с новыми данными. Не то чтобы я никогда не задумывалась о детях, наших детях… Но такие мысли всегда были отвлеченными, словно не обо мне, а о другом человеке, и произнесенная фраза застигла меня врасплох. Поэтому я решила обратить все в шутку.
- Что, прямо сейчас?
Анакин застенчиво улыбнулся.
- Да нет. Я так, в общем.
- Интересно…
- Нет, я серьезно, Падме.
- И кого ты хочешь?
Он ответил сразу, ни на секунду не задумываясь, и я поняла, что такая мысль уже неоднократно посещала его светловолосую вихрастую голову.
- Девочку. Такую маленькую, темненькую, с темными глазками, и ручки пухленькие. И чтобы на тебя была похожа. Лея.
Я рассмеялась, пряча растерянность.
- Если так пойдет и дальше, то сына ты назовешь Люк…
Анакин встал и подошел ко мне, остановился за креслом и обнял. Затем наклонился и поцеловал в шею. Его дыхание щекотно сдвинуло прядь моих волос. Потом он развернул меня вместе с креслом, опустился на колени и очень серьезно посмотрел прямо в глаза. Этот синий взгляд был вопросительным и настойчивым, и я почувствовала огромную нежность, заполняющую меня.
- А что в этом плохого? Кстати, я не знал, что ты тоже слышала эту легенду.
- Конечно, слышала. Ани! Не мешай…
За внешней деловитостью я по старой привычке пыталась спрятать растущее замешательство.
Анакин взял обе мои руки в свои, осторожно погладил пальцы.
- А что ты об этом думаешь?
- Не знаю… Не так давно я и представить себе не могла, что выйду замуж. Да и к тому же, ты ведь знаешь: сейчас так много проблем в правительстве… – «Ой, ну что ты говоришь такое? И кому? И зачем?» – издевался внутренний голос – «Ты же просто трусишь, признайся!»
Он поморщился, как всегда, когда речь заходила о политике. Но взгляда не отвел и продолжал внимательно смотреть мне в глаза.
- Я не знаю как мне управиться со всем, что сейчас происходит, а ты еще говоришь о детях, – вылетело по инерции.
Я остро почувствовала, что Анакин расстроился. Поэтому положила обе руки ему на плечи, потом коснулась пальцами непослушных вихров надо лбом, и губами – щеки.
- Но когда-нибудь, я обещаю, все будет так, как ты хочешь.

И вот – все было уже именно так. У меня не оставалось больше никаких сомнений.
Стоя позади меня и обнимая, он смотрел на те же самые звёзды, но казалось, будто это они заглядывают в него, пытаются проникнуть в его сознание и отражаются в глазах как в зеркале.
Звёзды… Они мерцали своим холодным сиянием в ледяном вакууме космоса. Какие-то из них прекратили своё существование ещё задолго до нашего появления на свет, но их свечение мы видели до сих пор, и это было как напоминание о боли и страданиях тех, кто прекратил свою жизнь вместе с ними. Вот и сейчас где-то там, далеко вдали, шла отчаянная борьба за жизнь, за мир и справедливость во вселенной. Лились реки слёз, крови, и необъятное космическое пространство содрогалось, впадая в агонию от тошнотворных возмущений в Великой Силе, вызванных гибелью огромного количества живых существ.
Анакин знал это, знал лучше чем кто- либо. Он ощущал эту нестерпимую боль. Сила, что управляла им и вела его, уносила его сознание далеко-далеко, в самую глубь космоса.
Я повернулась к нему лицом и тихо произнесла:
- Анакин...
Он вздрогнул, словно над ним с оглушительным рёвом внезапно пронёсся реактивный истребитель. Будто очнувшись от кошмарного сна, он взглянул на меня. Его лицо, казалось, постарело сразу на много лет, и взгляд был похож на взгляд старика, прожившего долгую жизнь и познавшего всю боль потерь и горечь утрат.
Я видела, что с ним что-то происходит, просто чувствовала это. Я хотела знать – что, но Анакин ничего не говорил. Вот и сейчас он просто обнял меня и прижал к себе как можно крепче. Он обнимал меня так, словно делал это в последний раз, словно прощался со мной.
Я знала, что он должен уйти, понимала необходимость этого, но верила, что он непременно вернётся. Я всегда верила в его Силу. Но сейчас, в этот момент… Я впервые ощутила некоторое сомнение, – сомнение, поселившееся в нём. Всего лишь маленькая трещинка, но способная перерасти в раскол. Смятение, поселившееся в его душе, тяжким грузом ложилось и на мои плечи, и я чувствовала усталость.
Почти всю ночь мы не могли уснуть. Мы лежали, обнявшись, и говорили – вспоминали прошлое с его сомнениями и недомолвками, неуверенностью, нежными взглядами и восхитительным ощущением полета души, осмысливали наше настоящее, пытались заглянуть в будущее, клубящееся туманной неизвестностью. Мы говорили о нас, о нашей любви. В который раз повторяли уже сказанное и находили друг для друга новые слова. Обещали то, что не успели сделать, и подтверждали прежние признания.
Неоднократно я порывалась сказать о той новой жизни, что зародилась и крепла под моим сердцем, но каждый раз меня что-то останавливало, словно невидимая сила сковывала уста.
И раз за разом мне казалось что то, о чём сейчас думал и говорил он, важнее чем всё остальное.
Лишь под утро всевластный Морфей склонил его ко сну, но он не был хозяином надо мной и моими тревогами.
Я смотрела в лицо своему любимому, едва касалась его кончиками пальцев.
Мне хотелось запомнить каждую его чёрточку, чтобы навечно сохранить образ в памяти. Что-то скользнуло по моим щекам, и я не сразу поняла, что это слёзы, мои слёзы. Впервые за долгое время я плакала, почувствовав себя слабой и беспомощной. Я так боялась, что он проснется и увидит меня в слезах, и ничего не могла с собой поделать. Ведь я всегда была сильной – должна быть такой и сейчас. Ради него, моего любимого – он должен быть спокоен, уходя туда, куда позвали его долг и Сила, – и ради новой жизни во мне. Быть сильной. Не поддаваться. Держаться… Но глухая тоска мешала даже просто дышать, слезы не прекращались, и я сердилась сама на себя. Впервые в жизни мне было страшно взглянуть в глаза будущему.

Ранним утром мы вместе, держась за руки, вышли на порог нашего дома. Мы прощались. Внутренний голос говорил, что мы никогда больше не увидимся, но я не хотела его слышать, мой разум отказывался этому верить, а душа и сердце не принимали.
Утро было сырым и зябким. Белёсый туман, поднимавшийся от озер, стелился по земле, цеплялся за ветви деревьев и поднимался ввысь. В ещё не рассеявшихся рассветных сумерках он был похож на серую и зловещую массу, и казалось, что восходящее солнце навсегда остановилось, едва коснувшись края горизонта.
С невероятной тоской мы смотрели друг другу в глаза. Анакин приник своими губами к моим, и я обняла его крепко-крепко. У меня не было сил разжать руки и оторвать себя от него.
Я так не хотела его отпускать! Он уже уходил раньше по зову долга, знаю – часто рисковал своей жизнью и – возвращался. Я волновалась, ведь шла война, но всегда почему-то была уверена, что вновь увижу его невредимым. А сейчас не чувствовала прежней уверенности. Разум говорил мне, что я не могу удерживать его рядом с собой вечно. Он выбрал путь рыцаря-джедая и посвятил этому свою жизнь. Анакин давно уже не был мальчишкой с планеты вечных песчаных бурь. Он вырос и возмужал, но остался таким же мечтательным, идеалистичным и импульсивным. Я знала, что всегда буду за него волноваться и переживать, но сейчас должна отпустить и провести всю свою жизнь в бесконечных ожиданиях. Это был мой путь, путь возлюбленной джедая. И я пройду по нему.
Сердце, разрывающееся на части, подчинилось разуму, мои объятья ослабели.
- Я люблю тебя и буду любить вечно. Помни об этом, – тихо произнёс он, не отпуская моих рук.
Я была не в силах что-либо сказать и сумела лишь кивнуть головой. Я очень боялась, что вновь расплачусь, а он не должен был видеть моих слёз, чего бы мне это ни стоило. Я должна была остаться в его памяти сильной и уверенной, способной преодолеть любые трудности. Но уже не чувствовала в себе на это сил. В моей душе навсегда поселилась печаль.
- Да пребудет с тобой Сила, - произнесла я, переборов себя.
Анакин отпустил мои руки. Не отводя взгляда от моего лица, он сделал несколько шагов назад, потом повернулся и шагнул в расступившейся перед ним туман.
В нём чувствовалась усталость от вечных дорог, уже пройденных и еще только предстоящих. Я ощущала усталость от вечных ожиданий, но таков был наш жизненный путь, и мы выбрали его сами.
Беловато-серый холодный туман сгущался над высокой фигурой Анакина, словно навсегда скрывая его от меня. Внезапно будто чья-то сильная рука подтолкнула меня, сердце не выдержало, и я бросилась в эту холодную, влажную, зябкую гущу вслед за любимым. Я звала его, будучи не в силах разглядеть в зловещей дымке, но тщетно. Вокруг царила звенящая тишина и туман лип ко мне, хватал за одежду. Мелкие капельки оседали на коже и волосах. Я металась, словно птица в клетке, в этом безжизненном пространстве в поисках безвозвратно утраченного…

«Идите же! – мой голос нем,
И тщетны все слова.
Я знаю, что ни перед кем
Не буду я права.
Но милый юноша, за власть
Я в мире не борюсь.
И не оспаривает вас
Высокородный стих.
Вы можете не слепнуть на моём огне,
Моих не чуять сил…
Но помните, что будет суд,
Разящий, как стрела,
Когда над головой блеснут
Два огненных меча!»

М. Цветаева.

ГЛАВА 2

Я стояла у раскрытого окна. Легкий ветер трепал мои волосы и приносил с дальних лугов аромат цветов, но я не ощущала его. Яркое солнце отражалось в глади озера, на высоком затененном деревьями берегу которого стоял дом, его лучи преломлялись в потоках большого водопада вдалеке и образовывали яркую радугу, но я не замечала окружающей красоты. Солнце согревало меня и слепило глаза, а казалось, что день серый и бесцветный. Точно такой как и день до этого, такой же, какими будут и все последующие. Пока он не вернется…
На гравиевой дорожке, ведущей к дому, я заметила идущего человека в тёмном плаще, таком, которые носили все джедаи. Сердце моё дрогнуло, а потом пропустило пару ударов. Я сразу же узнала приближающегося мужчину, ведь мы были знакомы уже более десяти лет. Это был Оби-Ван Кеноби. Как всегда твёрдой и уверенной походкой он направлялся к дому. Мой взгляд скользил мимо рыцаря-джедая в поисках его бывшего ученика, но Анакина нигде не было видно. Беспокойство, не отпускавшее меня все последнее время, стало просто непереносимым. Внутренний голос подсказывал, что произошло нечто ужасное и непоправимое. Ощущение беды стало особенно острым, когда Оби-Ван вошёл в дом. Его лицо было мрачным как никогда, а в зеленовато-серых глазах стыло глубокое сожаление.
- Где Анакин? – дрогнувшим голосом спросила я, пытаясь избавиться от мрачных мыслей и надеясь, что с ним всё в порядке. Я продолжала смотреть мимо Оби-Вана на дверь в ожидании, что мой любимый просто отстал и сейчас войдёт с широкой улыбкой и сияющими глазами. Но ответ, не заставляющий себя ждать, мгновенно и навсегда уничтожил все мои надежды, превратил их в пепел.
- Анакин погиб, Падме, - тихим и ровным голосом ответил Оби-Ван. И положил на столик его лазерный меч.
Для меня эти слова прозвучали как грохочущий выстрел, как гром среди ясного неба, как смертный приговор, погубивший всю мою жизнь. Не в силах устоять на ногах, я бухнулась в кресло и закрыла лицо ладонями.
В одно мгновение всё словно исчезло куда-то: ощущения, звуки, запахи, свет. Всё поглотила непроницаемая тьма. Я мгновенно разучилась дышать и будто падала в бездонную пропасть – невидимые тиски сковали моё тело, а раскаленные клещи рвали сердце на части, причиняя безудержную боль. Казалось, вся моя сущность, каждая клеточка моего тела содрогалась в безмолвном крике, не желая мириться с этой утратой.
- Палпатину удалось заманить Анакина в свою ловушку…- говорил Оби-Ван, но я не слышала его. Страшные слова эхом отдавались где-то в глубине навсегда опустевшей души, а сердце и разум сопротивлялись, отказывались принять новую кошмарную действительность. Я не желала слушать этих слов, я не верила в них, не могла и не хотела верить. Я чувствовала, что он что-то скрывает, что-то недоговаривает.
- Нет, это неправда. Я не верю в это. Анакин не мог погибнуть, – каким-то чужим голосом смогла произнести я, вновь взглянув на Оби-Вана. - Я знаю, вы что-то скрываете от меня. Я хочу знать правду. Вы должны сказать, - потребовала я.
Он замолчал, внимательно посмотрел на меня, словно пытался увидеть меня изнутри, затем так же ровно и спокойно спросил:
- Готова ли ты услышать правду?
- Да. Какой бы страшной она ни оказалась, - внешне уверенно и почти спокойно ответила я. В те ужасные минуты мое сердце билось через раз, но каждый его удар, казалось, оглушительным эхом отдавался в комнате.
Лицо рыцаря-джедая стало ещё более мрачным и в глазах ещё яснее проявилось та тяжесть, которую я заметила сразу, и то сожаление, что он испытывал. Он некоторое время молчал, прежде чем открыть мне правду, которую я желала знать.
- Меня подвело моё глупое самомнение. Я оказался плохим учителем и мой ученик, поддавшись страху, гневу и ненависти, предал светлую сторону Силы, стал слугой Тёмной стороны. Теперь его имя Дарт Вейдер, - глухим голосом произнёс Оби-Ван.
Стиснув зубы, зажмурив глаза и крепко сжав кулаки, так что ногти впились в ладони, я пыталась преодолеть все те чувства, что охватили меня в тот момент. Лучше бы он умер… - промелькнуло у меня в голове, и я сама ужаснулась этой мысли. Отчаяние захлестывало, и я не видела впереди ничего. Темнота, пустота и безысходность.

Поднявшись, я принялась ходить по комнате, как мечется зверь по клетке в поисках выхода, и все время ощущала на себе пристальный взгляд Оби-Вана. Я не могла, просто не имела права бросить любимого в беде. Невозможным казалось сидеть на месте и чего-то ждать. Я должна была как-то помочь ему.
- Я не верю, что Анакин окончательно погряз на Тёмной стороне. Я уверена, что его ещё можно спасти, вернуть на Светлую сторону, - повернувшись к вестнику горя, сказала я.
- Тёмная сторона таит в себе много соблазнов. Она легче. Встать на Тёмную сторону просто, но путь обратно сложен…
- Но я верю, что он сможет вернуться. Я сама встречусь с ним и …
- Ты поступишь неразумно, если сделаешь это, - оборвал он мои слова - Ты погубишь себя и своего ребёнка.
Последние слова Оби-Вана заставили меня резко остановиться, словно я внезапно налетела на стену, и вопросительно взглянуть на него:
- Откуда вы узнали? - спросила я с удивлением. Ведь никто кроме меня не мог этого знать.
- Я ощутил некоторое возмущение в Силе, которого не было ранее, - уверенно и спокойно ответил Оби-Ван - Оно исходит от тебя, Падме, и может быть связано только с ребенком. Знал ли Анакин об этом? - спросил он, и в его голосе мне послышалась некоторая озабоченность.
- Нет. Он не знал и даже ничего не почувствовал. Скорее всего, его голова как всегда была занята чем-то другим. А я ничего не сказала, - ответила я, попытавшись улыбнуться внезапно нахлынувшему светлому воспоминанию. Но ничего не вышло. Вместо слабой улыбки брызнули слезы. Со мной теперь навсегда были только боль, пустота и безысходность. Сегодня я навсегда разучилась улыбаться.
- Сила, которая заключена в его отце, обязательно начнёт расти в этом малыше, и если я ощутил её уже сейчас, то и Император обязательно ощутит её вскоре. Ты ведь прекрасно понимаешь, что каждый из Скайуокеров будет представлять для него реальную угрозу, и он постарается уничтожить твоего ребёнка. Мы должны как можно тщательнее сохранить эту тайну.
Да, я понимала это. Я знала, чувствовала, что если Палпатин узнает о существовании ещё одного Скайуокера, – он сделает всё возможное и невозможное для того, чтобы убить его, не позволив даже появиться на свет.

«Мне теперь моей песни не жаль –
Улетела она незаметно.
И грустит золотая вуаль
На ланитах, так дерзостно смертных…
Улетая, – мне снова пора –
Оставляю тебя без испуга,
Вечности злая гора
Отделила от милого друга».

Lee Solo

ГЛАВА 3

Меня не пришлось уговаривать. Понимая необходимость скрыться, ведь разведка Императора обязательно будет охотиться за мной, я все же не сразу смогла решиться и заставить себя покинуть планету, которая была моей родиной. Здесь Анакин впервые поцеловал меня и впервые признался в любви, здесь я стала его женой, и здесь мы были безгранично счастливы, пусть даже так недолго. Мне казалось что ужас, в котором я жила с тех пор как услышала имя Дарта Вейдера, – это всего лишь страшный сон, и я вот-вот проснусь. Почувствую теплую ладонь на щеке, открою глаза и увижу встревоженные синие глаза.
- Что тебе снилось, любимая? Ты стонала… Это всего лишь дурной сон, забудь, – он проведет рукой по моим волосам, обнимет, защищая от всех напастей, и я сразу успокоюсь, положив голову ему на плечо…
Нет, этого никогда не будет. Страшное слово – никогда. Как бездонная пропасть, в которую заглядываешь, стоя на ее краю. В постоянный, непроходящий кошмар превратилась сама моя жизнь, и лишь недолгое время даже не сна, а какого-то забытья, позволяло мыслям вернуться в счастливое прошлое.
С очередным пробуждением пришло возвращение к реальности и осознание неправильности происходящего. Я уже знала, что Анакин все забыл. Вернее, он помнил некоторые события, людей, но память об отношении к ним – привязанности, дружбе, любви – была стерта и вытравлена. На смену им пришли холодность, безразличие и равнодушие. Что ж, настало время трезво взглянуть в лицо реальности и смириться с тем, что сейчас и здесь я ничего не могу поделать.
Но в моих силах было сделать так, чтобы огонек Скайуокеров не погас. Мой ребенок! Эта мысль обожгла. Я должна совершить все возможное и невозможное, чтобы он родился, чтобы стал таким, каким был его отец. И только от меня сейчас зависело само существование беззащитного малыша. И, кто знает, может быть когда-нибудь потом он сможет сделать то, чего не могу сейчас я, а ради будущего не должна и пытаться.
Поэтому я сразу согласилась с Оби-Ваном, предложившим в качестве убежища отдаленный мир, затерянную планету. Как только он увидел, что мое душевное состояние позволяет воспринимать реальность, он осторожно завел разговор, к которому я уже была готова.
- Я согласна, – просто сказала я твердым голосом. И никто не знал, что в тот момент сердце стонало и беззвучно плакало. Завтра. Пришла пора прощаться. Задерживаться нельзя. Завтра я в последний раз выйду из нашего с Анакином дома и покину Набу навсегда. В ближайшее время Дагоба должна стать моим пристанищем и родиной малыша.
Не знаю, существует ли где-нибудь еще мир, более неподходящий для жизни человека. Место, куда я попала, было дремучим лесом среди болот, населённых внешне странными, иногда страшными и весьма опасными существами. Почти все время над водой висел густой туман, слегка колыхавшийся от дуновения ветерка, часто шли дожди и тогда казалось, что вода проникает повсюду. Но это было единственное убежище, где я могла быть в безопасности от разыскивающих меня слуг Императора хотя бы какое-то время.
Несколько месяцев Оби-Ван почти неотлучно был рядом со мной, взяв на себя все заботы. Теперь, когда Орден Джедаев был уничтожен, и выжить удалось лишь единицам, мы все острее понимали, что жизнь и безопасность малыша, который должен родиться, будет иметь огромное значение для будущего и представлять ещё большую угрозу для Императора.
Не сразу, постепенно, – Оби-Вану удалось убедить меня в необходимости спрятать ребенка почти сразу после его рождения. Все во мне протестовало против еще одной разлуки, но приходилось смириться еще и с этим. Я привыкала к потерям и понимала, что ради его безопасности не должна буду растить дитя сама. Мой малыш, уже вовсю толкавшийся внутри, должен был родиться, выжить и стать взрослым. Ради этого никто не мог видеть бывшую королеву Набу и сенатора Падме Амидалу с ребенком на руках. Слишком многие помнили меня в лицо, а Палпатин вёл отчаянные поиски, проверяя чуть ли ни каждую беременную женщину или мать с новорожденным ребёнком. Знал ли он точно о моем малыше или просто не исключал такой возможности, но казалось, что все усилия имперской разведки направлены только на одно.

Тогда-то оформилась окончательно идея, что, если бы Императору стало известно о моей смерти, он, может быть, прекратил бы розыск, и тогда у нас появится возможность переправить малыша на планету Татуин. Мир двойного солнца и внезапных пыльных бурь, когда все живое должно прятаться, безводная и бескрайняя пустыня. Именно на Татуине все началось почти двенадцать лет назад, получило продолжение спустя десять лет, и вот теперь должно для меня закончиться. …И начаться для моего сына. Да, уже тогда я каким-то образом знала, что будет именно сын, но не догадывалась, что будет ещё и дочка.
Сейчас на Татуине жил сводный брат моего мужа – Оуэн Ларс со своей женой Беру. Мы познакомились немногим меньше двух лет назад, и я хорошо помнила этого очень серьезного молодого человека. Насколько Анакин был мечтательным и импульсивным, зачастую безрассудным, настолько Оуэн был полной его противоположностью – непоколебимым и основательным. Беру, при всей своей молодости и кажущейся простоте фермерской дочки с захолустной планеты, была мудрой женщиной и умела справляться со сложным характером своей половины. Теперь им предстояло стать приемными родителями для моего маленького сына. Оби-Ван был глубоко убежден, что никому в империи не придет в голову искать ребенка Скайуокера на Татуине. Он говорил, что если нужно что-либо как следует спрятать, то наилучший вариант – поместить на видное место. Может быть, ему подсказала это Сила. Я же просто верила.
Время шло, и срок подходил. Я чувствовала, что малышу не терпится появиться на свет. Всё моё тело изнывало от боли, в глазах стоял туман, и всё плыло в его багровой дымке. Минуты и часы слились в бесконечной круговерти, я не замечала, как день сменяется ночью, и настает новый день. Сходя с ума от мучительной агонии, охватившей меня, я была не в силах различать ни звуков, ни запахов. В конечном итоге перестала ощущать даже саму боль и лишь чувствовала приближение своей кончины. Смерть тяжёлой поступью подбиралась ко мне. Я ощущала её ледяное дыхание на своих щеках. Она пришла за мной, она стояла возле моего изголовья, но не спешила протягивать ко мне свои костлявые руки, словно находясь в раздумье.
На третьи сутки, когда ночь вновь сменило восходящее солнце, и его первый луч скользнул в маленькое окошко хижины, на этот свет появился мой сын, которому я дала имя Люк. Его младенческий крик словно отрезвил меня от того дурманного состояния, в котором я прибывала столько времени, и я почувствовала прилив сил. Ровно через минуту следом за ним появилась и моя дочка. Лея. Они были такими маленькими, такими беззащитными. Я прижала малышей к груди и закрыла глаза, уже не помня, насколько болезненными были роды, как близко подходила смерть. Моё сердце наполнилось невероятной любовью и в то же время – болью от осознания предстоящей разлуки.
Теплая сухая ладонь опустилась мне на лоб. Сейчас рядом со мной должен сидеть и держать за руку, смотреть на сына и дочку – их отец… Мечта о невозможном. Словно очнувшись от грез, я увидела Оби-Вана. Это он был со мной до конца.
- Как ты назовешь их? – странно, он никогда не спрашивал этого раньше.
- Люк. И Лея, – именно так, как хотел Анакин, наконец призналась я самой себе. – Не забирайте их сейчас. Пожалуйста, – никогда не подозревала, что мой голос может звучать так жалобно.
- Не сейчас, – взгляд, полный сожаления, не отрывался от малышей. – Но ты же понимаешь…
Да, я все понимала. Но от этого было только больнее.
У меня было всего несколько дней, которые я провела рядом с обоими моими детьми. Никак не могла наглядеться, когда они сосредоточенно ели, сохраняя серьезное выражение на маленьких личиках, или спали, сжав крохотные кулачки. Каждое легкое шевеление в колыбели, слишком тесной для двух младенцев, словно подбрасывало меня и заставляло прислушиваться к их ровному дыханию. Сердце мое замирало, когда я гладила их по замшевым щечкам. Они были похожи друг на друга, и в то же время такие разные: у Люка – голубые и такие знакомые, уже слегка мечтательные глаза, мягкие светлые волосики, Лея – более темненькая, с маленьким красивым ротиком и пушистыми ресничками, кареглазая. Дочка была похожа на меня, как и хотел Анакин, – почти ничего общего с ним самим. А сын… казалось, я уже знала, каким он будет и на кого будет похож в десять, двадцать лет…

Я с грустью провожала каждый угасающий день и с тревогой встречала каждый рассвет, ведь срок неумолимо приближался, а потом наконец настал. В то утро я сидела на кровати, убаюкивая на одной руке Люка, проснувшегося раньше своей сестренки. Другой рукой пыталась распутать волосы, не потревожив при этом позавтракавшего и задремывающего сына. Даже не услышав, а почувствовав движение у двери, я подняла глаза, встретилась взглядом с Оби-Ваном и сразу все поняла. И только крепче прижала к себе ребенка, обеими руками, зная, что это – в последний раз.
- Я должен совершить задуманное, - Оби-Ван подошел ближе, чтобы взять у меня спокойно посапывающего малыша.
- Я знаю, - с тяжестью на сердце я сама переложила Люка ему на руки, зная, что навсегда запомню младенческую легкость его тельца, задумчиво-мечтательный взгляд голубых, таких родных, глаз в обрамлении светлых ресничек и сложенные бантиком маленькие губки.
Наверное, именно в тот момент я поняла, каково было Шми, много лет назад отпустившей своего маленького сына с Куай-Гоном; что она должна была ощущать, когда десятилетний Анакин уходил от нее навстречу своему будущему. Была ли у нее хотя бы маленькая надежда увидеть его когда-нибудь? Конечно, умом я понимала это уже тогда, двенадцать лет назад, но мы всегда не очень чувствительны к чужой боли, и можем лишь посочувствовать, если это не касается нас самих. Шми могла успокоить себя: ее ребенок перестал быть рабом, наконец-то он стоял на пороге осуществления своей мечты полететь к звездам. Сын был с ней целых десять лет, она запомнила его первые шаги, первые слова, ощущение его детских объятий. У меня же ничего этого не будет. Чудовищная боль разрывала мне сердце – я сама отдаю своего ребенка, я обрекаю его на сиротство. Что он будет знать обо мне, об отце? Смертельная опасность грозит Люку и, чтобы предотвратить ее, я не увижу его взросления, никогда не услышу от него «мама». …А Анакину не суждено услышать обращения «папа», подержать на руках сына или дочь. И дети никогда не смогут повиснуть на отце, обняв его за шею. Великая сила! Они даже не будут подозревать о том, что в этой огромной галактике у них есть родной человек, близнец. Тогда же я очень ясно поняла, что, несмотря на то, что Лея пока останется со мной, рано или поздно придет день, когда я должна буду покинуть и дочь, ради ее же безопасности.
Достав из шкатулки лазерный меч, я протянула его Оби-Вану. Улетая с Набу, я брала с собой в основном те вещи, которые могли пригодиться будущему ребенку. Но меч Анакина – меч со светящимся синим клинком – я не могла оставить в доме, в который никогда не вернусь. Я хорошо помнила его сияние в полутьме своей спальни, когда вовремя ворвавшиеся Анакин и Оби-Ван сорвали второе по счету покушение. Это было на Корусканте, вскоре после моего возвращения туда и нашей новой встречи с Анакином, таким взрослым и импульсивным… Воспоминания – вот то, что всегда будет со мной.
- Это меч Анакина, который он сделал себе, став рыцарем. Я хочу, чтобы, когда Люк подрастет, вы передали его ему и наставили на путь джедая, став его учителем. Пусть он начнет свое обучение с ним. Скажите, что это принадлежало его отцу. Он должен знать о нем. И еще: Люк должен носить фамилию отца, должен быть Скайуокером.
- Я выполню твою просьбу. Люк Скайуокер будет рыцарем-джедаем, как и его отец когда-то, - уверенно ответил Оби-Ван твердым голосом. – Я обещаю.
Сдерживаясь изо всех своих сил, я в последний раз взглянула на сына и поцеловала его, а потом просто стояла и смотрела как человек, помогавший Люку родиться, навсегда забирает его у меня. Сердце разрывалось от невыносимой боли, в глазах стояли и не проливались слезы. Как в тягостном сне я вышла из хижины, будто сквозь туман наблюдала за стартом небольшого корабля, которому предстояло проделать долгий путь к Татуину, обманув имперские посты в очередной раз.
- Дочь у тебя еще осталась. О ней позаботиться должна ты, – раздался голос рядом.
Словно дойдя до критической точки, не сумев больше держать себя в руках, я опустилась на колени и расплакалась, закрыв лицо ладонями. Только чувствовала, как магистр джедаев гладит меня по голове, не пытаясь утешить, просто ожидая, когда я сама справлюсь с собой. Из хижины раздался младенческий плач – может быть, Лея тоже почувствовала утрату, не ощутив рядом своего братика… Смогут ли они когда-нибудь встретиться? Узнают ли, что их связывает?
Я не знала ответов на эти вопросы и через несколько дней, совершенно измучавшись, спросила у Йоды – что он видит в судьбе моих детей.
- Будущее неясно и туманно. Всегда в движении оно, м-ммм… Возможностей и вероятностей много вижу я. Надейся. – Мог ли вселить в меня уверенность такой ответ? Но только маленькая дочка и слабая надежда еще держали меня на этом свете. – Собираться должна ты. На Алдераане будет новый дом ваш.

Вот и закончилось мое пребывание на Дагоба. Теперь здесь оставался магистр джедаев, сказавший мне на прощание:
- Не найдут меня здесь, не смогут, м-ммм. Нет джедаев больше… Ждать буду.
- А Оби-Ван? – спросила я, буквально поняв фразу и едва не простившись с жизнью от ужаса, ведь мне показалось, что он знает что-то, что могло случиться далеко отсюда. – А Люк?
- На Татуине они уже. В безопасности сын твой. Хотя трудно будет Оби-Вану. Но Великая Сила с ним. И с юным Скайуокером. Она поможет им…
А у меня в голове эхом отдавались его слова: «Нет джедаев больше». Их нет. Никого. И еще – «Ждать буду». Кого или чего собирается ждать магистр Йода на Дагоба? Сколько должно продлиться его ожидание? Наверное, мне никогда не суждено получить ответы на эти вопросы.
На следующий день прибыл корабль, посланный специально за мной и дочкой Бейлом Органой. Правитель Алдераана и Йода за несколько последних месяцев сделали все, чтобы имперская разведка считала и меня, и Оби-Вана погибшими. В обстановке глубокой секретности мы летели на Алдераан, где моя Лея должна была стать дочерью короля Бейла Органа и принцессой. Только так можно было ее защитить.
Бейл, мой союзник по Сенату еще со времен обсуждения вопроса о создании республиканской армии, был еще одним человеком из очень немногих, кому я могла полностью доверять. Он и его жена станут официальными родителями моей малышки, чтобы она оказалась вне подозрений, а я просто смогу быть рядом с ней.
Правящий род Органа дал мне укрытие от Империи и возможность самой растить девочку, окружать ее всей любовью и лаской, на которые я была способна и которые не могла дать сыну, живущему так далеко.
Шло время. Я была нянькой и гувернанткой у своей дочки, сиделкой, если она болела, и готовилась быть ей учительницей. Ирония судьбы – бывшая королева и сенатор, еще в детстве решившая стать политиком и принести этим пользу, не искала другой доли. Просто видела первые шаги Леи, слышала ее детский лепет… а по ночам видела сны, где мы с Анакином по-прежнему были вместе, в нашем доме, и дети были с нами. Дни были заполнены заботами о подрастающей дочери, но, глядя на нее, я постоянно думала о сыне, живущем так далеко, на планете песчаных бурь. Он совсем не знал меня, а я ни на секунду не забывала о нем.
Фиюми Органа относилась к Лее как к родному ребенку, которого ей не суждено было иметь, но при этом совершено не стремилась занять мое место. Так в лице своей официальной матери малышка обрела еще одну верную няньку. Всем сердцем Фиюми была привязана и к многочисленным племянницам Бейла. Одна из этих девочек, очень светленькая блондинка по имени Зима, оказалась ровесницей моей Леи и стала ее подружкой, постоянной участницей совместных игр и забав. А мы вдвоем просто смотрели на возящихся детей, только начинающих ходить.
- Где ты сейчас, Падме? – спросила меня гостья, – У тебя отсутствующий взгляд.
- Далеко, на другом конце галактики. Ты ведь знаешь, – я заставила себя сморгнуть подбежавшие слезы.
В этот момент Лея, словно что-то почувствовав, внимательно посмотрела на меня, оставила игрушки, осторожно подошла и протянула ручки, чтобы ее взяли на колени. Приблизив личико, моя кареглазка внимательно посмотрела мне в глаза, коснулась пальчиками щек, потом губ и прядей волос, а потом обняла за шею.
- Ты совсем не улыбаешься. Она чувствует, что тебе грустно, – на молодом и красивом лице Фиюми блестели влажные дорожки.
Дыхание перехватило, и я не смогла ответить, лишь крепко обняла свою девочку. В этот момент мне стало понятно, что она – не только мамина дочка, что это проявилась именно чувствительность к Силе, унаследованная ею от отца. Я вспомнила о кошмарах, снившихся Анакину о его матери и приведших нас в поисках Шми на Татуин, и обо всем, что случилось потом. И мне стало страшно.
Прошел еще год. Со дня на день моим малышам должно было исполниться по три года. Лея уже хорошо говорила …и звала меня мамой. Я стала совсем другим человеком – повзрослела и изменилась, но все же не настолько, чтобы нельзя было узнать прежней Падме. Я все чаще задумывалась и сознавала, что так не должно быть, что возрастает опасность раскрытия тайны, но по доброй воле расстаться еще и с дочкой, как с сыном, отлучить себя от обоих детей, пусть даже ради их безопасности, – это было выше моих сил. Все возвращается на круги своя, и я снова все понимала …и никак не могла решиться.

Жизнь решила за меня. В космопорте произошла катастрофа – при посадке потерял управление и разбился корабль, в котором возвращалась из поездки Фиюми Органа. Алдераан лишился министра образования, Бейл – жены, а моя Лея – приемной матери.
И вот я приняла решение немедленно покинуть планету, вверив судьбу своей маленькой дочери в руки Бейла. Он, тоже потерявший все, что было ему дорого, смотрел больными глазами и не отходил от Леи.
Весь вечер малышка капризничала, она словно предчувствовала ту разлуку, которая нам предстояла, не отпускала меня ни на шаг и не позволяла спустить ее с рук, не могла уснуть. Потом я долго сидела рядом с кроваткой спящей дочки, и во сне не отпускавшей мою ладонь. Смотрела на нее, а перед глазами стоял Оби-Ван с Люком на руках, какими я запомнила их перед отлетом с Дагоба. Я сама отдала сына, чтобы не ставить его маленькую жизнь под угрозу, и сейчас моему ребенку исполнилось уже три года. Где-то на другом конце галактики, на планете двойного солнца, в пустыне недалеко от Мос-Айсли, другая женщина – Беру Ларс – вот так же, наверное, сидела рядом с его постелью, поправляла подушку, укрывала одеялом…
Посреди ночи пришёл Бейл в сопровождении нескольких человек из своей охраны.
- Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить, – прошептала я, в последний раз взглянув на малышку, поцеловав ее на прощание, и покинула навсегда. – Береги Лею, Бейл, – чужим голосом попросила я.
- Она же моя дочь, принцесса Лея Органа… - у него тоже перехватило дыхание, а в темных глазах была боль, и тогда он просто склонил голову и поцеловал мою руку. – Падме…
Они проводили меня на корабль, на котором мне предстояло достичь одной из отдаленных и малоизученных планет на галактической периферии, вблизи Неисследованных Регионов. Нирауан сектора Каурон. Там для меня был оставлен небольшой модифицированный космический корабль, и уже на нем я должна была продолжить свой путь уже самостоятельно. Это было все, что Алдераан и лично Бейл Органа могли сделать для Падме Амидалы Наберрие-Скайуокер.
Перед самым отлетом с планеты я старалась не думать ни о чём, но мысли о детях и их отце не покидали меня.
Старт. Сердце моё беззвучно кричало – перед глазами стоял Анакин, в его синих глазах плясали смешинки, а непокорные вихры торчали надо лбом: «Диктатура? Может быть. Ну и что? Зато эффективно…», его широкая и дурашливая белозубая улыбка, когда он понял, что ему удалось разыграть меня, свалившись с шаака. Тогда я испугалась за него как-то по-новому. Не впервые, совсем нет. Гонки Бунта-Ив на Татуине, когда он был десятилетним мальчиком, пилотирующим гоночный кар, тоже были волнительными и смертельно опасными, но именно в тот день, на широком залитом солнцем лугу в Озерном Крае на Набу я внезапно очень ясно осознала, что не переживу, если с ним что-нибудь случится. Я бежала к нему так быстро, как только могла, путаясь в высокой траве и собственных пышных юбках, а он лежал и не двигался, и лицо было таким спокойным, с прилипшей к щеке травинкой, когда я все же упала на колени рядом и перевернула его… Спокойным – ровно несколько секунд, а потом сомкнутые веки поднялись, ярко-синие глаза бросили на меня лукавый взгляд. Нос на загорелой физиономии смешно сморщился, на четко очерченных губах родилась широкая улыбка, а от хохота затряслись широкие плечи… Я его убить готова была собственноручно в тот момент – а как еще можно объяснить то, что я набросилась на него как гару, не сильно, но весьма чувствительно молотя по груди, словно вымещая на нем собственное недавно пережитое волнение и легкое раздражение, что так легко купилась на совершенно детский трюк. А он – продолжая хохотать, не только над своей шуткой, но уже и надо мной и моей нелепой обидой, ловко поймал поднятую над ним руку, дернул, уронил на себя, и впервые обхватил за плечи, потом перевернул… Я в первый раз почувствовала его объятие – долгое, постепенно становившееся все крепче и нежнее, пока взаимная неловкость не заставила нас отстраниться друг от друга…
Душа разрывалась на части, одна из которых стремилась на Татуин, а вторая – жаждала вернуться на планету, остающуюся внизу.
Но это было невозможно. Такова была судьба нашей семьи – жить в разлуке, и моим детям суждено было вырасти сиротами, не помнящими своей родной матери и не знающими отца. Только так можно было защитить их от зла, которое продолжало охотиться за ними, ведь оставаясь рядом, я не смогла бы этого сделать. Только так у них появлялся шанс остаться в живых и стать взрослыми. Их жизни – вот единственное, что имело для меня значение. Я чувствовала, знала откуда-то уже тогда, что от Люка и Леи будет зависеть будущее.
Я надеялась, что когда-нибудь всё изменится, смертельная опасность больше не будет им угрожать и нам не придётся скрываться. Но смогу ли я дожить до этого дня?

« Всё глубже и дальше, и выше –
Сквозь года поднимается сталь.
Ты слышишь, ты меня слышишь?!
Ты меня не услышишь, а жаль…
В глубину твоих глаз, ты слышишь,
Потихоньку пробралась печаль.
Будешь звать, но…тебя не услышу –
Мне теперь моей боли не жаль…»

Lee Solo.


« Великая пустота космоса. Сначала в ней были
длина, ширина и высота, но затем измерения
слились в сплошной мрак, познаваемый только
по мерцающим звёздам, которые, проваливались
в бездну, удалялись в бесконечность, к самому
её дну. Звёзды были маяками во Вселенной.
Стареющие оранжевые угольки, голубые
карлики, жёлтые гиганты-близнецы. Среди них
были угасающие нейтронные и загорающиеся
сверхновые звёзды, слегка шипящие в холодной
пустоте. Рождающиеся звёзды, дышащие звёзды,
пульсирующие звёзды и умирающие звёзды………..»

G. Lukas.

ГЛАВА 4

Покинув Алдераан, я скиталась по космосу, скрываясь от все более и более укреплявшей свои границы Империи, Императора и темного Лорда Ситов – того, кто был когда-то Анакином Скайуокером, человеком, которого я полюбила раз и навсегда. Я знала, что буду любить его всю свою жизнь, и верила, что, несмотря на то, что Императору удалось путем обмана затянуть его на Темную сторону, ему все же не удалось полностью истребить добро и свет в моем любимом. Палпатину удалось погасить жаркое пламя справедливости и любви, горевшее в Анакине, но меня не покидала уверенность, что это не окончательно и не навсегда, что огонь не погас полностью, а под слоем пепла в Дарте Вейдере тлеет маленькая искорка, способная однажды вспыхнуть и возродить то ослепительное пламя, которое осветит тьму и вернет моего любимого к свету. Я постоянно помнила о разговоре, состоявшемся у нас с Оби-Ваном на Дагоба.
- Как же так? Почему? Ведь он был сильным, был джедаем…
- Да, потенциал у него был высоким, он был очень одаренным учеником. Мой учитель, Куай-Гон Джинн, был уверен что Анакин – Избранный, которому предстоит выполнить пророчество и восстановить равновесие Силы.
- Как это? – непонимающе спросила тогда я.
- Точно никто не знал, в чем именно должно быть выражено это равновесие и как его нужно достичь. Единственное, в чем были уверены – что это будет под силу сделать тому, кто рожден самой Силой. Ведь Орден располагал только очень туманной формулировкой. У Силы есть две стороны: светлая, постигаемая через долгое обучение и постоянный самоконтроль, и темная, путь на которую лежит через страх, гнев и ненависть. Тьма подпитывается этими чувствами и дает легкодостижимое могущество. Но требует и расплаты…
- Анакин никогда ничего не боялся… - зацепилась я за одну из фраз, а сама внезапно вспомнила свои собственные слова: «ненависть – это такое человеческое чувство».
- За себя – никогда. Мой бывший падаван постоянно проявлял бесстрашие. Но вспомни ситуации, когда он был уверен в опасности, грозящей дорогим ему людям – тогда он бывал совершенно безрассуден и никогда не просчитывал возможные варианты развития событий…
Я не знала, что именно сказал или сделал Император, чтобы добиться своей цели, и постоянно спрашивала себя: а не ты ли, Падме, стала тогда приманкой? Долгие годы этот вопрос, ответа на который я так никогда не узнаю, мучил меня. К коллекции призраков добавился еще один, и все они постоянно были рядом, не отпуская ни на миг.

Длительные скитания в конечном итоге привели меня на территорию, контролируемую Хаттами. Это место оставалось единственным, где юрисдикция Империи переставала действовать. Здесь хватало темноты и без Императора.
Планета Нал Хатта со своим спутником Нар Шадой и космической соседкой Илезией принадлежали Хаттам и были их родным домом. Здесь жил или время от времени появлялся всевозможный сброд как людей, так и гуманоидов всех видов и мастей. Гангстеры, контрабандисты, разыскиваемые преступники и безжалостные убийцы. Но встречались среди них и те, кто просто скрывался от Империи по своим собственным соображениям.
Покинув мир, в котором я жила прежде, где Свет и Тьму, добро и зло всегда разделяли чёткие границы, и где я всегда знала (или думала, что знаю) кто мой друг, а кто враг, я была вынуждена познавать жизнь совсем в ином понимании. Я училась выживать, просто выживать, хотя меня больше ничего не держало в этой жизни, – в безумном мире. Где никогда не было известно кто есть кто, в мире, где ты можешь положиться только на самого себя, где единственный, кто может тебе помочь, это ты сам. Умение обращаться с оружием неоднократно спасало меня, когда бывал прав лишь тот, кто быстрее успеет выстрелить или у кого окажутся крепче нервы.
У меня было множество имен, и никто не знал моего настоящего. Так проходили годы. Я научилась пользоваться своей силой, хитростью, а зачастую и коварством, перестала быть той Падме, какой меня знали и помнили. Меня забавляли азартные игры, не раз я проявляла жестокость в боях без правил, выходя на арены в Нал Хатта или Нар Шада. Часто слыша шепот за спиной о том, что так ведут себя только те, кому нечего терять, лишь холодно и цинично улыбалась. Глядя в зеркало, я видела женщину с жестким взглядом темных глаз и твердо сжатыми губами. В темных волосах кое-где пробивались серебряные нити, но возраст угадать было невозможно.
После шести лет самостоятельной и неподконтрольной жизни, в одном из злачных заведений Илезии я повстречалась со старым контрабандистом Дидо Модиуном, прошедшим множество переделок. Мне нужна была новая работа, потрепанному в последней схватке кораблю – ремонт, а ему был нужен помощник. Так мы нашли друг друга, и я сама стала контрабандисткой, но сейчас не видела в этом ничего зазорного. Разношерстное племя перевозчиков нелегальных грузов и искателей приключений, профессиональных заноз в филейной части Империи, приняло меня в свои ряды, чуть позднее наградив и новым именем. Ангел. Вот уж это существо я нисколько не напоминала, и когда услышала в первый раз, как ко мне обратились, чуть не умерла на месте. «Ты ангел?» - «Что?» - «Ты, наверное, ангел. Они живут на лунах Йего, и красивее их нет никого…»
Воспоминание, одно из тех, которые я старалась навсегда похоронить в глубине сердца, промелькнуло молнией. Такую чудовищную боль причиняли только сны, посещавшие меня с завидным постоянством несколько раз в год… Тогда я понимала, что сегодня исполнилось столько-то лет с момента первого визита на Татуин «Ты раб?» - «Я человек!», или столько-то с момента назначения моими телохранителями двух джедаев «Ты красивая. Я имею в виду – для сенатора… И ниже…», или сегодня мои дети повзрослели еще на один год… Наверное, это бросилось тогда в глаза – я вздрогнула всем телом. Но никто не подал вида, что что-то заметил. В конце концов – у всех нас были свои тайны и свои призраки.
Человек может привыкнуть ко всему. Так и я привыкла к тому, как меня стали называть в этих специфических кругах. Проходили годы, заполненные постоянным риском – жизнь напоминала балансирование на тонком канате, натянутом над пропастью. Работа на заказчиков, способных заплатить за доставку грузов, находящихся под специальным контролем Империи, и заплатить немало – была постоянной игрой в кошки-мышки с патрулями и в догонялки со смертью. Однако у моего капитана, как у очень немногих представителей нашей профессии, существовал своеобразный кодекс чести – мы никогда не торговали людьми и не подряжались на «охоту за головами». Не все принимали подобные условия, но наш экипаж заставил уважать себя.

Однажды, после успешного завершения очередного рейса, мы, позволяя себе выбирать и торговаться, ждали новых предложений на Илезии. Что-то привело меня в ту же самую кантину, где – я подсчитала, шесть лет назад – Дидо предложил сотрудничество. Здесь ничего не изменилось за прошедшее время: все тот же полутемный зал, все тот же бармен – воплощение бесконечного терпения – за стойкой и точно такой же сброд вокруг. Погруженная в невеселые мысли и нехитрые расчеты, я присела за столик, привычно выбрав место в наиболее затемненном углу, и усмехнулась сама себе: ты наблюдаешь всех, а тебя заметить гораздо сложнее. Давно научившись видеть все происходящее вокруг и замечать мелочи когда, казалось бы, внимание рассеяно, сразу отметила появление в этом злачном месте странноватой парочки: молодой высокий парень со слегка взъерошенными русыми волосами и огромный вуки.
Слухи среди контрабандистов распространялись быстро, поэтому у меня не было сомнений, что это – те самые удачливые новички, появившиеся в сообществе отпетых бродяг и искателей приключений около полугода назад и сразу зарекомендовавшие себя совершенно отчаянными. Парень, задрав бровь и не торопясь, нарочно давая себя рассмотреть всем заинтересованно буравящим его взглядами, осмотрел кантину, потом кивнул своему спутнику и направился прямо ко мне.
- Здравствуй, Ангел. Разрешишь составить компанию? – он усмехнулся, в золотисто-зеленых глазах светилось веселое лукавство – Да и охрана в таком месте, – он небрежно махнул рукой в зал – Не помешает.
- Мы знакомы? – такое обращение на грани галантности и трепа слегка повеселило меня, – И с чего вы решили, что я нуждаюсь в услугах охраны?
- Еще пока не знакомы, но мы много слышали о тебе и располагаем точным описанием. Должен сказать, – он отвесил шутливый поклон – Ты намного красивее, чем можно предположить.
- Благодарю за комплимент, но…
- Это не комплимент, а констатация факта, – прервал он меня, прежде чем услышал возражение, и, как бы спохватившись, произнес с широкой улыбкой – Разрешите представиться, Хэн Соло и Чубакка – бесстрашный экипаж «Тысячелетнего Сокола».
Вуки, скромно сидевший рядом со своим напарником, и старавшийся быть незаметным для меня и внушительным для окружающих в одно и то же время, коротко рыкнул и обнажил страшноватые клыки. Я знала, как Империя относится к обитателям планеты Кашиик, и имела представление, какой монетой людям платят вуки за это, поэтому едва сдержала удивление. Огромное существо, покрытое густой буро-коричневой шерстью, улыбалось, забавно двигая носом-кнопкой и щуря темные глаза.
- А, так вы и есть те самые, «летающие на металлоломе»? – с изрядной долей ехидства в голосе поддела я, прекрасно зная историю и самого капитана, и его корабля, выигранного в сэббэк, модифицированного до предела и очень скоростного, – Пространство слухом полнится…
- Нам просто завидуют те, кто не столь удачлив, или те, кто не смог нас догнать, – тряхнув головой и ухмыльнувшись, уверенно заявил бывший курсант и один из лучших выпускников имперской Академии, потом прищурился – А разве ты судишь обо всех вещах исключительно по их внешнему виду или чужим рассказам?
- Спокойно, деточка, я еще не высказывала своего мнения! – сказала я, сделав ударение на слове «своего», положив руки на стол жестом отсутствия угрозы и подумав при этом: ого, так это и есть знаменитый коррелианский темперамент, да еще и подкрепленный самомнением? Гремучая смесь. А мальчик не прошел проверку – плохо умеет сдерживаться… совсем как… О, Великая Сила, да что же это снова и так неожиданно? Воспоминание настигло как всегда внезапно: мы с Анакином во дворце Тида, его сдвинутые светлые брови, падаванская косичка и слова: «Минуточку, за безопасность здесь отвечаю я»… Перед глазами все поплыло, предметы вокруг потеряли четкость очертаний. Может быть, у моего сына такой же взрывной характер, ведь Люку уже пятнадцать. А Лея? Какая она?
Вуки коротко фыркнул, стрельнув взглядом в «деточку», потом перевел его на меня.
Я сделала слабую попытку улыбнуться. Губы слушались плохо.
- Легче на поворотах, пожалуйста. Привычка доверять чужому мнению без того, чтобы проверить его самостоятельно, не входит в число моих недостатков. Так же как и излишняя вспыльчивость. Что ж, приятно было познакомиться, Хэн Соло и Чубакка. Мне пора. И уже много лет я обхожусь без охраны, – опустив руку на плечо начавшему было тоже вставать кореллианину, слегка надавила на него и добавила – Резкость в суждениях иногда может завести еще дальше, чем необдуманный поступок. Тем более, если ты выбрал столь рискованный образ жизни.
Уходя из кантины и спиной чувствуя взгляды этого странного экипажа, я все же не позволила себе оглянуться. Жизнь раз за разом заставляла меня прощаться с тем, что дорого, с любимыми людьми, и поэтому позволить себе снова привязаться к кому-то, напоминающему о прошлом, было бы непозволительно…

Все ускоряя свою круговерть, проходили годы. События и люди мелькали, словно в калейдоскопе, и его картинки складывались по-разному: были и яркими, удачными, и мутно-серыми, несущими печать очередной потери.
Во время очередного полёта мы с Дидо натолкнулись на имперский патруль. Нам чудом, на пределе мощностей двигателей и закладывая невообразимые виражи, удалось оторваться от преследования, не потеряв при этом груз, но корабль был сильно повреждён, а мой капитан смертельно ранен.
Этот человек одиннадцать лет заменял мне семью, которой я когда-то лишилась. Он был мне отцом и братом, заботился и много раз спасал жизнь. Седой старик, казавшийся непобедимым гигант, обладавший нечеловеческой силой и способный ударом кулака пробить металлическую переборку, умирал у меня на руках. И даже в тот момент он думал обо мне и корабле, лишившемся дефлекторных щитов. А я могла лишь беспомощно взирать на кровоточащую огромную рану, чувствовать слезы, льющиеся из глаз, и знать, что ничем не могу ему помочь. Пелена вечности постепенно заволакивала его глаза, дыхание становилось все труднее с каждой минутой, смерть медленно и уверенно приближалась к нему.
Преодолевая боль, Дидо говорил со мной, называя девочкой и дочкой. Как странно – мы столько лет прожили рядом, работали вместе, рисковали жизнью, а он никогда прежде не спрашивал меня о моем прошлом. В тот момент я отвечала не задумываясь, ничего не скрывая и не приукрашивая, и воспоминания, которые, казалось бы, навсегда похоронены в моем сердце, оживали. Перед глазами вновь проходили события, участницей которых я была на Набу, Корусканте, Джеонозисе, Татуине, Алдераане, и люди: мои знакомые, друзья, родители, сестра и племянницы, мой любимый и мои дети. Эти образы были такими четкими, были так близко – казалось, можно протянуть руку и коснуться, они причиняли чудовищную боль.
- Девочка, послушай меня… Ты не должна продолжать эту жизнь, тебе это совсем не нужно.
- Но почему? Разве я не доказала свою пригодность? Разве не… - противилась я из последних сил, уже зная, что он скажет.
- Ты должна, ты обязана вернуться домой, к тем, кто нуждается в тебе, – он не дал мне закончить. Чувствуя, что осталось совсем немного, Дидо торопился сказать мне все что хотел. – Ты никогда не сможешь стать той, кем пытаешься, стать по-настоящему жестокой. В тебе слишком много света. Сейчас ты плачешь… а значит, ты все еще умеешь любить. Возвращайся.
Я стояла на коленях рядом с ним и не вытирала слез, застилавших глаза.
Он крепко сжал мою руку, и я почувствовала как напряглось его тело – каждый мускул, каждый нерв, а потом расслабилось. Взгляд остановился, и черты лица начали заостряться. Он навсегда покинул этот мир, и душа его уже ушла в необъятное космическое пространство.
Я вновь осталась в полном одиночестве, в очередной раз испытав боль утраты, такую сильную, что хотелось кричать. Но, привыкнув за много лет сдерживаться, лишь стискивала зубы и продолжала молча сидеть рядом со своим мертвым капитаном, и, как прежде, только воспоминания были со мной.
Добравшись до Илезии, я поклялась памяти Дидо, что постараюсь выполнить его последнюю просьбу. Но как можно вернуться к тем, кто давно считает тебя умершей или никогда не знал? Прошло двадцать лет с тех пор как я собственными руками отдала сына, и семнадцать – как оставила дочь. Люк и Лея уже стали взрослыми, а я совсем ничего не знала о них. И не потому, что не могла или не имела возможности узнать, просто все эти долгие годы мне было страшно даже приближаться к системам Татуина и Алдераана. Я очень боялась, что не сумею сдержаться, впервые оказавшись так близко. Когда-то давно я запретила себе любое действие, любой поступок, даже мысль, которые способны навести Империю на след моих детей и выдать само существование нового поколения Скайуокеров. А то, как больно мне было, никто не видел.

Не знаю, сколько бы еще я колебалась, прежде чем решиться и сделать первый шаг по дороге навстречу прошлому, если бы не услышала фразу «алдераанский сенатор Органа» все там же, на Илезии.
Вся система все еще сохраняла независимость от Империи и много лет давала пристанище пестрому сообществу контрабандистов самого разного толка. Здесь заключались сделки, сталкивались интересы, строились планы, иногда претворялась месть. Под носом у Империи существовал совершенно неподконтрольный ей мир. Имея богатое политическое прошлое, я понимала, что рано или поздно Палпатин займется наведением здесь порядка в его собственном понимании, но уже в тот момент нельзя было гарантировать отсутствия резидентуры и шпионской сети, подотчетной лично ему. Было бы глупо недооценивать старого интригана или надеяться, что он сменил тактику.
Однако, несмотря на отдаленность и неподконтрольность, этот своеобразный остров независимости находился в курсе событий, происходящих в Империи. Информация стекалась вместе с людьми, привозившими и грузы, и новости. И уже давно я знала о набирающем силы восстании нескольких систем, пытающихся сопротивляться множащимся нарушениям законности. Объявив себя противниками имперского порядка, они начали казалось бы безнадежную борьбу за восстановление Республики. Уже пару лет назад я впервые услышала слова, заставившие мое сердце замереть, а потом бешено заколотиться: вице-король Алдераана, по неподтвержденным слухам, стал одним из вдохновителей и руководителей этого восстания. Бейл! Я не сомневалась, что это именно он оказался способным на нечто подобное, но как это отразится на его близких, …на моей дочери? С той поры я старалась незаметно и пристально следить за новостями об Альянсе.
После смерти Дидо, занимаясь ремонтом «Скитальца», я была вынуждена продать «Комету», свой собственный корабль, подаренный Бейлом. Несколько лет, пока я была сама за себя, она была моим домом. Потом мы с Дидо редко использовали ее, только если приходилось разделиться. В основном, как помощник капитана, я постоянно находилась на «Скитальце», но и с «Кометой» расстаться не могла. Она была еще одной овеществленной памятью, воплощением прошлого.
Теперь же я рассчитывала за ее счет отремонтировать и модифицировать «Скитальца», но оказалось, что мой капитан сделал меня наследницей всего – и корабля, и своих сбережений. Поэтому для качественного ремонта и улучшений мне хватило средств. Но, так как «Комета» уже обрела нового хозяина, а у меня появилась внушительная сумма, я не нашла ничего лучшего как вложить ее в возможность получения информации. Так на «Скитальце» появилось воплощение полета технической мысли местных умельцев – компактная и мощная система прослушивания, позволявшая быть в курсе переговоров, даже подвергавшихся примитивной шифрации, и ведущихся на широком диапазоне. Дидо как-то сказал: «Если ты знаешь что-то, чего не знают другие – у тебя появляется преимущество, а если это что-то касается тебя – преимущество становится оружием».

Осваивая этот шедевр, я сидела на мостике «Скитальца» и отрабатывала программы настройки. Система поиска была включена в свободном режиме и случайно уловила разговор, ведущийся на местной частоте и показавшийся мне интересным, тем более что линия претендовала на защищенность:
- Это просто никуда не годится! – глуховатый мужской голос был пропитан высокомерием и раздражением – Мы ведем здесь работу уже несколько лет, затем появляетесь вы, якобы от самого Императора, и приказываете не форсировать события, почти свернуть деятельность, затем – требуете транспорт до системы Алдераан, а теперь еще и это! Вы не понимаете, что мы не в игрушки играем?
- Полковник, вы сомневаетесь в моих полномочиях? – вкрадчиво произнес мелодичный женский голос. – Вам недостаточно документа, подписанного Императором? Мне казалось, здесь все уже вышли из возраста игр.
- Нефрит, вы – Рука Императора, у меня нет оснований не доверять вам… - пошел на попятный неизвестный имперский полковник. – Но поймите, вы срываете подготовку очень важной операции.
- Полковник, существуют нюансы, которые вам придется учесть – женщина явно начала терять терпение – Сейчас восстание требует большего внимания, нежели контрабандисты. Альянс за восстановление Республики приобретает все больше и больше союзников среди недовольных. Империя же не может позволить повстанцам объединиться с вашими подопечными, поэтому Император хочет, – собеседница (ого! целого полковника) сделала на этом ударение – Кардинально изменить ситуацию, разобравшись с проблемами по очереди. Поэтому в ближайшее время, до особых распоряжений, запрошенные вами войска присланы не будут.
- Хорошо, пусть так, – не желал сдаваться имперский. – Но как объяснить стремительное изменение ваших планов? Вчера вы собирались лететь на Алдераан, сегодня – возвращаетесь на Корускант. Причем никаких передач из Центра Империи за последние часы не было, – в голосе полковника прозвучало торжество человека, уверенного в том, что поймал своего оппонента на лжи.
- Полковник, разве я обязана перед вами отчитываться? Мне не нужны никакие передачи или средства связи. Я – Рука Императора и чувствую его волю в любой точке вселенной. И исполняю ее,– в серебристом голосе женщины прорезались металлические нотки. – Советую вам делать то же самое. Сообщение для вас с изложением задания и плана действий наверняка будет немного позднее. Вероятно, на Алдераане больше не требуется мое присутствие, планы Императора вполне могли несколько измениться, – тон сменился на подчеркнуто вежливый.
- Хорошо. Нефрит, вы должны извинить меня, – полковник не мог не понять, что над ним издеваются. – Ваш возраст и внешний вид ввел меня в заблуждение… – он тоже попытался уколоть собеседницу, но сделал это прямолинейно.
- Оставим в покое мой возраст. Вам прекрасно известно, что бывали правительницы планет и сенаторы гораздо моложе меня, – женщина (или молоденькая девушка?) уже не скрывала льда в голосе.
- Вы правы. Но только вспомните: ничем хорошим для планет самих правительниц это не заканчивалось, и еще совершенно не известно, во что выльются игры сенатора Органы, – армейский чин посчитал, что стоит оставить за собой последнюю фразу в разговоре, блеснуть знаниями по истории планет (чем еще можно было объяснить этот полунамек на Набу и события, состоявшиеся на ней тридцать два года назад?), а также продемонстрировать осведомленность и обеспечить себе всем этим тактическое преимущество в споре, но тут же сам все испортил. – Пришло срочное сообщение, я должен попрощаться с вами. До вечера.
Загадочный полковник первым разорвал соединение, будто испугавшись, что ему возразят. Его собеседница подождала пару секунд, потом резко выдохнула воздух (почему-то у меня осталось впечатление, что она показала ему язык), и прошептала: «Индюк. Что за прихоть вызывать меня в этот кабак?»
Раздался тихий щелчок – девушка выключила переговорное устройство. А я продолжала сидеть в наушниках, будто надеясь услышать еще что-нибудь. Только через несколько минут поймала себя на том, что смотрю в обзорный экран, но ничего вокруг не вижу.

Что ж, Палпатин оставался верен себе. Получалось, что Империя давно готовила в этой системе плацдарм для удара по контрабандистам, но в последнее время переключилась на более приоритетную цель. Затем: Нефрит и ее статус – личный агент Императора, да еще и наделенный чрезвычайными полномочиями быть его голосом, позволяющий себе снисходительно разговаривать с полковниками. Очень интересно было бы взглянуть на нее – сначала показалось, что это женщина примерно моих лет, но конец диалога свидетельствовал об очень юном возрасте Руки Императора. Как такое было возможно вообще? Император подготовил для себя еще одного исполнителя, вернее – послушную исполнительницу своей темной воли? И как ему это удалось? Неужели он сам воспитывал эту девушку, по сути делая из нее свое орудие? Ну и последнее, в чем я не хотела признаваться сама себе, ведь нужно было перешагнуть через давно решенное: сенатор Органа, которая занимается чем-то опасным и которая достаточно молода. Неужели?
Наверное, сказала я себе, чтобы заглушить тревогу и протесты внутреннего голоса, – жизнь предоставляет мне шанс узнать хоть что-то о моем ребенке. Могла ли я пройти мимо этой возможности? И, переключив систему из режима прослушивания в поиск координат, через несколько минут уже знала, где в момент разговора находились неведомый имперский полковник и загадочная Нефрит. С местом их вечернего рандеву было еще проще – в этой дыре можно было, не привлекая излишнего внимания, проводить конфиденциальные встречи только в той самой, памятной мне кантине. Уже несколько раз она становилась как бы отправной точкой для тех или иных событий, неоднократно я или Дидо пользовались ее залами, чтобы посмотреть на наших клиентов в обстановке, далекой от официальных переговоров.
Целый день, занимаясь привычными и текущими делами, связанными с завершенным ремонтом «Скитальца» и окончательным улаживанием дел, которыми не собиралась больше заниматься, я ловила себя на том, что подгоняю время. А солнце, как назло, медленно-медленно поднялось к зениту и словно замерло там, над городком повисла жара, безоблачное небо, казалось, давило на плечи. Все живое попряталось в спасительную тень, жизнь замерла до вечера, и я двигалась словно во сне, понимая, что от меня уже почти ничего не зависит. Бывшая помощница Дидо Модиуны, жесткая и циничная Ангел ощущала давно забытое: неопределенность и почти беспомощность.
С наступлением вечера, вместе с закатом солнца и стремительно сгущавшимися сумерками пришло чувство увеличения скорости, с которой моя жизнь уже неслась к какому-то решающему рубежу. В последний момент, уже выходя из корабля и поднимая за собой трап, слушая тихое шипение запирающего механизма, я спросила сама себя: а вдруг ты только навредишь, вдруг спровоцируешь то, чего боялась столько лет?
Нет, нельзя скрываться от истины – прошли годы, дети выросли и начинают самостоятельную жизнь, в любой момент могут открыться их способности, унаследованные от отца, и за любым поворотом их может подстерегать зло, от которого их пытались уберечь. И теперь моя неизменная задача: защитить Люка – я сама просила Оби-Вана сделать его джедаем, и Лею – принцессу и сенатора, будет решаться по-другому. Я буду недалеко от них, не раскрывая нашего родства. Я постараюсь оберегать их, если будет нужно.
В тот момент, уговаривая себя и рассеивая последние сомнения, я делала первый шаг навстречу своим детям, не знающим кто их настоящие мать и отец.
Кантина встретила меня неизменным полумраком и легким гулом. Кивнув бармену за стойкой и заняв место в затемненном углу, я незаметно оглядела зал. Посетителей было еще мало и седоватый человек среднего роста с самой непримечательной внешностью, то и дело нервно посматривающий на вход, сразу бросился в глаза. Он ждал, и по-видимому ждал уже долго. Что-то в нем было такое, моментально выдающее долгую армейскую службу. Или же я просто знала, кого искать, на что обращать внимание? Тем не менее, на роль хамоватого собеседника таинственной Нефрит из всех присутствующих он наиболее подходил.
Она же, по-видимому, специально опаздывала, заставляя его нервничать в непривычной обстановке. Что же, Нефрит не откажешь в уме: не прилагая никаких усилий, она уже вывела своего оппонента из душевного равновесия и выиграла очки в стратегическом плане. Прошло еще немного времени, число посетителей увеличилось, и к предполагаемому полковнику подошла стройная женщина, причем со стороны, противоположной той, куда был направлен его взгляд, затем обошла столик и села напротив. Первые же фразы разговора, уловленные чувствительной аппаратурой и пропущенные через анализатор речи, показали полную идентичность голосов.

- Вы выбрали не лучшее место, господин Бордес, здесь слишком тусклое освещение, а это может вызвать ненужные вам подозрения, – девушка оказалась очень молодой, на вид лет семнадцати или восемнадцати, обладательницей золотисто-рыжих волос и ярких зеленых глаз на юном свежем лице с нежным румянцем. Она мило улыбнулась, но умный и сосредоточенный взгляд остался холодным.
- Вы опоздали, Нефрит, – мужчина явно был раздражен.
- Нужно же было мне проверить безопасность этого заведения, раз ваша охрана совершенно не способна справиться с такой простой задачей. Они не заметили меня сейчас, хотя уже видели раньше, – девушка независимо пожала плечами. – Зачем вы настояли на этой встрече?
- За вами прибыл корабль с Корусканта. Мне было приятно работать с вами, …Мара Джейд, – вкрадчиво произнес полковник и откинулся на спинку сиденья, ожидая реакции юной собеседницы.
- Мое имя вам капитан Торвелл сказал? – поправив прядь волос и изогнув правую бровь, поинтересовалась девушка – Можно было и раньше поинтересоваться, у меня самой. Или заставить размяться свою службу разведки. Лишняя тренировка им не помешает. Это ни в коем случае не совет, просто комментарий… К сожалению, у меня не так много времени, вылет через час. До свидания, полковник, мне тоже было приятно наше знакомство. Возможно, когда-нибудь еще увидимся.
Девушка с именем Мара осталась победительницей, завершив разговор на нужной ей ноте демонстративного и где-то даже издевательского превосходства, подарила замершему от неожиданности собеседнику наверное самую учтивую из своих улыбок и поднялась, вежливо протянув руку. Изящная, тонкая, обманчиво-слабая кисть с длинными пальцами была совершенно машинально пожата «господином Бордесом». Все так же ослепительно улыбаясь, рыжеволосая посланница Палпатина повернулась и направилась к выходу. Тонкая фигура легко лавировала среди снующих посетителей кантины, тренированное тело с набором рефлексов профессиональной танцовщицы и гимнастки, привыкшей к постоянным физическим нагрузкам, казалось, пело, наполненное ликованием юности и пусть маленькой, но победы. Она только что изящно и непринужденно умыла «господина Бордеса». Имперский полковник мог лишь оторопело смотреть ей вслед.
Я мысленно аплодировала этой девочке и …была ей благодарна. Несмотря на то, что она была агентом Империи, Рукой Императора, – Нефрит (или Мара?) своей самостоятельностью суждений и независимостью напомнила мне меня саму в годы сенатской юности. А еще – вызвала из глубин моей души воспоминания о дочери и еще раз подтолкнула к решению найти ее, посмотреть на Лею хотя бы издали. Ведь они приблизительно одного возраста. Сейчас я поняла, что хотя на вид Маре всего лишь стандартных лет семнадцать, на самом деле она года на полтора-два постарше. Этот взгляд, холодный и оценивающий, не может принадлежать ребенку. Великая Сила, как рано взрослеют дети на этой бесконечной войне! Это действительно происходит именно так, причем с обеих противоборствующих сторон: Рука Императора – Мара и воспитанная Бейлом республиканка Лея, похоже, уже годы и годы назад расстались с последними иллюзиями детства. Точно так же, как это когда-то пришлось сделать мне, избранной королеве Набу… А может быть, настоящего беззаботного детства у них обеих и не было вовсе. Но есть ли в Маре и Лее что-нибудь общее? Какая она, моя взрослая дочка, оставшаяся в памяти трехлетней кареглазой малышкой? И какой сейчас Люк? Ему уже исполнилось двадцать… похож ли он …?
Глубоко задумавшись, я даже не заметила, как ушел седоватый полковник, и за его столик приземлилась шумная компания из четырех человек, болтовня которых то и дело прерывалась взрывами хохота. Только случайная фраза, произнесенная старшим из них, вернула меня к реальности:
- Везение не вечно. Соло всегда рискует, но будет и осечка, вот увидите. Сейчас они собираются на Татуин. Да, хотя на вид их корабль и чистое ведро с гайками, но не зря же они с ним так возятся. Судно быстрое и маневренное, но Джабба Хатт слишком жаден, да и ребята стали зарываться и форсить под самым носом у имперских крейсеров. Не хотел бы я быть на их месте, когда они однажды все же попадутся имперскому патрулю… или сбросят груз. Тогда – Джабба назначит за их головы такую цену, которую не заламывал еще ни за кого, и мало кто из охотников за головами откажется от соблазна. Другой вопрос – не обломают ли зубы… Тем не менее, за удачу!
Название планеты и имя пилота снова подтолкнули к воспоминаниям, пусть даже и не связанным между собой. Удачи тебе, «деточка»! Пусть звезды и судьба будут благосклонны к экипажу старого «Сокола». И пожелай удачи мне.

Словно сама судьба заставляла сделать шаг, и я не могла больше сопротивляться. Не хотела. Пришла, наконец, пора поддаться эмоциям, снова пойти на поводу чувств и вернуться к давно оставленному, но совсем не забытому.
Но мной владели не только эмоции. Была еще и твердая уверенность в правильности того, что я собиралась сделать.
Сегодняшние предчувствия оправдались полностью – этот день стал в судьбе женщины, известной в среде контрабандистов под именем Ангел, «точкой принятия решения». Термин, знакомый и понятный всем без исключения пилотам, означает достижение некоей грани, пересечение которой делает возвращение абсолютно невозможным. При сложных и опасных полетах, когда встает вопрос о выполнении задания любой ценой, он называется еще «точкой невозвращения», и вовсе необязательно подразумевает то, что кораблю не хватит горючего на обратную дорогу. Это было бы слишком просто. Иногда бывает так, что ты понимаешь: вернуться – не суждено, потому что ставки в игре высоки и на кону стоит слишком многое, что от тебя зависят судьбы и жизни других, и что именно это, твое нынешнее задание является самым важным из всех. Все предыдущие были только прелюдией, подготовкой, экзаменом на пригодность. А выполнение этого, предстоящего сейчас, – вполне возможно будет стоить жизни.
Возвращения в тот мир, который я сейчас покидаю, уже не будет. «Скиталец» поднимется с поверхности этой планеты, возьмет привычный курс на одну из систем, где я уже не раз бывала, и на пути к ней бесследно растворится в холодном межзвездном пространстве. Сейчас заканчивается еще одна моя жизнь. Я расстаюсь со своей теперешней маской. Ангел, приняв последнее решение, уходит в небытие вслед за Падме Амидалой, которой нет уже долгие годы…
И даже если выполнение задания, которое я только что определила себе сама, будет оплачено ценой моей жизни, я согласна. Но это должна быть только моя жизнь.
Я принимаю решение «делать», вспоминая постулат из далекой-далекой, кажущейся сном, прошлой жизни, причем даже не моей: «Делай или не делай. Не нужно «пытаться». Правило рыцарей-джедаев, одним из которых я никогда не была. Но была возлюбленной и женой одного из них. В глубине своей души, в укромном и никому не видном уголке сердца я храню память о нем. А еще я – мать его сына и дочери. Поэтому выбираю «делать» и сознательно беру на себя ответственность принятия решения, которое коснется не только меня, но может оказать влияние на судьбы наших детей. От того, как я поступлю, вновь зависит судьба семьи Скайуокер. Будущее пусть давно разлученных, пусть не подозревающих о своем родстве, но все же – брата и сестры.
Прошло совсем немного времени, и вот я вновь вижу себя на привычном мостике «Скитальца». Теперь моим постоянным грузом было оружие. Альянс за восстановление республики составляли отважные люди, рискнувшие бросить вызов мощи Империи и самому Императору, и они продолжали борьбу. Сохраняя свою тайну, они поначалу настороженно отнеслись к женщине, внезапно появившейся неизвестно откуда и неизвестно как узнавшей расположение засекреченной базы. Но содержимое грузовых отсеков и, не сомневаюсь – небольшая проверка по собственным каналам связи быстро убедили руководство маленькой базы в моей лояльности. Оказалось, даже в качестве контрабандистки Ангел была известна своей решительностью и хладнокровием.
Однако, спустя некоторое время руководству базы пришлось на себе испытать еще и твердый характер Ангела, теперь – Ангели. Я сразу наотрез отказалась возить людей, и вовсе не потому, что «Скиталец» не был для этого приспособлен. Просто, решив однажды не попадаться в руки Империи ни живой, ни мертвой, на сей раз я установила на корабле систему детонации, добровольно отказываясь от «последнего шанса», и не могла рисковать чужими жизнями. А объяснять, что не собираюсь предоставлять возможность Империи захватить меня в плен и чего доброго опознать спустя более чем двадцать лет после официальной смерти – увольте.

- Вы уже проверили мою личность и послужной список, на это было достаточно времени, – в разговоре с начальником нашей небольшой базы я позволила себе иронично и холодно улыбнуться. – Так что могли убедиться, что я не работаю на имперскую разведку. Поэтому требую свободы действий при выполнении своих полетов. У меня должны быть полностью развязаны руки.
- Хорошо. Ангели, вы успешно осуществили уже семь рискованных рейсов, не считая того, когда так эффектно и своевременно появились здесь. За это время мы убедились, что оснований не доверять вам – нет.
Я знала, что коммандер Конрад очень внимательно присматривался ко мне при каждой встрече, но, как ни терзала свою память, не могла его вспомнить. Мы никогда раньше не встречались, в этом я была абсолютно уверена. Так что же тогда? Вот и в тот момент – что увидел этот человек средних лет с резкими чертами лица в моих глазах и услышал в словах? Что мне совершенно нечего терять? Много лет это было действительно так… Или было еще что-то, чего я не знала?
Приходилось быть осторожной – не раз я слышала знакомые имена, но встреч с людьми, которые когда-то знали Падме Амидалу, тщательно избегала. Так же часто до моего слуха доносилось имя сенатора Леи Органы, и никто не догадывался, как билось в те моменты сердце, почти выпрыгивая из груди.
Не дав ему возможности продолжить или что-нибудь спросить, я, сославшись на усталость после трудного полета, невежливо прервала разговор и вышла из вычислительного центра. Ноги не держали, и пришлось прислониться к стене. Великая Сила! Только что я слово в слово повторила фразу Анакина, сказанную, когда он был назначен моим телохранителем: «требую свободы действий». Прошлое ни за что не хотело отпускать меня, и любая мелочь, любое невзначай оброненное слово могли вызвать из небытия картины, казалось бы, давно ушедшего. Перед глазами снова был он – освещенный огнем камина в полутемной комнате, смотрящий на меня глазами, в которых поселилась безумная надежда, впервые раскрывающий свое сердце: «Если тебе плохо так же, как и мне, скажи!»
Да, мне было плохо. Все эти долгие годы, проведенные вдали от любимого и детей, не имея возможности вернуться к Анакину, увидеть Люка и Лею, я испытывала муки, которых не пожелала бы и злейшему врагу. Равнодушие, холодность, жесткость – все это было моим защитным панцирем, ледяной стеной, которую я воздвигала день ото дня, чтобы не сойти с ума или не дать себе наделать глупостей. Теперь же стена сама начала подтаивать, и в сердце поселилась маленькая надежда. Примкнув к рядам Альянса, я вновь, как много лет назад, ощущала уверенность в служении правому делу и знала, что могу сделать хоть что-то, чтобы вернуть мир и справедливость в галактику. Пусть я была только одним человеком, пилотом-одиночкой, и моя помощь казалась незначительной, но нас было много, а секретные базы повстанцев нуждались в вооружении и информации.
Вот и в тот момент, когда я пыталась привести мысли в порядок, ругая себя за потерю хваленой выдержки, в очередной раз настал момент истины. По коридору, чуть не сшибив меня, промчался один из молодых связистов, и из полуоткрытой двери донеслось: «…сенатор и принцесса Алдераана. Они с ума сошли!»
В ясный и солнечный вечер, при льющемся в окна ярком свете заходящего солнца у меня потемнело в глазах. Мир словно закружился вокруг и все начало заволакиваться какой-то мутной дымкой. Когда-то много лет назад я испытала уже нечто подобное, услышав: «Анакин погиб, Падме». А потом, узнав, что произошло на самом деле, все же согласилась с тем, что не должна ничего предпринимать ради сохранения жизней детей. Сейчас у меня возникло чувство, что снова вставал вопрос о жизни и смерти, но теперь уже – моего ребенка. И пусть я пока ничего толком не знаю, в этот раз руки у меня все же развязаны. Иначе ради чего было все? Я больше не рассуждала и словно во сне, не отдавая еще себе отчета, вошла в вычислительный центр.

- Извините, коммандер Конрад, я была невежлива… - словно со стороны услышала я собственный такой спокойный голос, а сердце кричало: «Что случилось? Что с Леей?!» и колотилось так громко, что казалось, его стук должен заглушить все звуки.
- Ангели, хорошо, что вы вернулись, я хотел посылать за вами, – он прервал меня, не дав закончить фразы. – Плохие новости. Нами перехвачено имперское сообщение на Корускант. Захвачен «Тантив», дипломатический корабль системы Алдераан. На саму планету они передали сообщение о катастрофе, в которой погибли все, находившиеся на его борту.
- А на самом деле это не так? – ценой невероятных усилий мне удалось, чтобы голос звучал обычно.
- Нет. Сенатор Лея Органа попала в плен. Но хуже всего не это. На корабле были сведения секретного характера. Дело в том, что Империя построила какое-то новое невиданное и очень мощное оружие, наши союзники на Корусканте выкрали, да-да, не удивляйтесь, выкрали техническую документацию. Принцесса Лея везла эту информацию на главную базу, чтобы ее можно было расшифровать и найти уязвимые места нового технологического монстра. И вот теперь… - Конрад махнул рукой. Он выглядел огорченным и подавленным. – Что теперь будет с Бейлом, она его единственная дочь, любимица и помощница, сенатор с четырнадцати лет!
Я стояла словно громом пораженная. Из самостоятельного перехвата, сделанного во время последнего полета, мне уже было известно об окончательном роспуске Императором Сената, но я не думала, что все зайдет настолько далеко, что по подозрению в участии в мятеже он осмелится физически устранить видную политическую фигуру, …мою дочь! Палпатин и раньше не гнушался покушений и запугиваний, но всегда при этом гнул свою линию видимого сохранения приличий. Да, оборвала я сама себя, – но тогда он шел к власти, укреплял ее, и потом – это было так давно. А сейчас он пытается удержать в руках эту власть, потому что чувствует, как она, основанная на принуждении, начинает ускользать от него – внутренний голос привел довод трезвого рассудка, оценивающего, как прежде, ситуацию со всех сторон. А это означает, что Император попытается использовать против Бейла, одного из руководителей восстания, полученное преимущество и ему не выгодна просто смерть Леи. Если только у Палпатина не будет прямых доказательств ее принадлежности к Альянсу и причастности к пропаже секретных сведений. В любом случае: он попытается запугать – или Лею, или Бейла. Так кого же из них? Что еще он может предпринять? Что может попытаться выяснить шантажом? И еще: мысль проскользнула краем сознания, а, оформившись, ужаснула – кто же руководил захватом дипломатического корабля, кто будет вести допрос? Ведь Император должен доверять ему как самому себе…

Все это пронеслось вихрем, пока Конрад несколько секунд смотрел в окно и молчал. Затем он повернулся ко мне с явным намерением сказать что-то, но я опередила его:
- Коммандер, где произошел захват корабля Алдераана? – я из последних сил старалась унять дрожь в руках.
- Около орбиты планеты Татуин, – было видно, что Конрад не понял, зачем я спросила об этом. – Что вы задумали? Вы знаете эту систему?
- Знаю. Приходилось бывать, – пока постепенно собиравшиеся вокруг люди не обратили внимания на мой необычный тон, я продолжала – Если захват произошел не мгновенно, если они старались скрыться, то существует маленький, но шанс, что Лея попыталась избавиться от компрометирующих ее миссию сведений. А значит, она могла отправить их на планету. …И я даже знаю, кому. Я почти уверена.
- Что вы хотите этим сказать?
- Коммандер, я прошу вашего разрешения на полет к Татуину. Хочу попытаться выяснить – не было ли передач на планету во время захвата корабля. Когда это произошло?
- Вчера.
- Еще есть шанс опередить Империю, если передача все же была, и они тоже заняты аналогичными поисками, – я постаралась придать интонации максимум спокойствия и убедительности, хотя была на пределе. Желание мчаться немедленно, что-то делать, только не ждать – стало нестерпимым.
- Ангели, я хотел просить вас отправиться на Явин-четыре, но теперь вижу, что действительно будет лучше принять ваш план действий, – смотря мне прямо в глаза, произнес Конрад. – Наверное, вы действительно знаете, что делаете. Вы очень бледны. Хорошо себя чувствуете?
Я с удивлением посмотрела на начальника базы – совсем не ожидала от него участия, а мыслями уже была на полпути к Татуину… Неужели это так заметно?
- Главную базу уже предупредили, но мое звено вылетит на Явин после небольшой подготовки, – фраза была адресована всем собравшимся, начавшим после этого постепенно расходиться. – Ангели, подождите. Вашему кораблю сейчас делают профилактический осмотр, вы ведь только сегодня вернулись.
- Я знаю, но должна сама все проверить перед стартом, – мы остались совершенно одни и я тоже направилась было к выходу, но остановилась и обернулась, потому что знала, о чем меня сейчас попросят. – Коммандер, не тратьте зря времени и сил. Я полечу как всегда одна. Я так привыкла, да и не хочу рисковать кем-то еще…
- Я и не надеялся переубедить, однажды вы ясно дали понять, что это бесполезно, – Конрад серьезно посмотрел на меня. – Не буду сейчас спрашивать, откуда у вас такая уверенность и как именно вы надеетесь найти что-то или кого-то на Татуине. Просто желаю удачи… Падме…

Он легко произнес имя, которым меня не называли уже много лет, после небольшой паузы – за это время я успела дойти почти до двери – и почти шепотом. Но я услышала и остановилась, как будто передо мной вдруг выросла невидимая преграда. Было ощущение, словно меня внезапно ударили и вышибли дух, и теперь все это происходит с кем-то другим, а я просто наблюдаю со стороны.
Вот женщина, замершая перед выходом, медленно поворачивается, медленно переводит наполненный болью взгляд темно-карих глаз, правая рука, уже начавшая тянуться, чтобы открыть дверь, медленно поднимается, машинально заправляет за ухо выбившуюся из прически прядь волос, в которых кое-где видна седина, и бессильно падает. Она стоит, не шелохнувшись, и только глаза начинают наполняться слезами. В воздухе словно висит невысказанный вопрос: как? откуда?! Мужчина крепкого телосложения с седыми волосами и резкими чертами лица стоит напротив, на расстоянии нескольких метров и ничего не говорит…
- Я знал, что не ошибся.
Прозвучавшие слова разорвали ватную тишину, висевшую в вычислительном центре минуту, которая показалась вечностью, и словно уничтожили остатки моей защиты, подвергшейся сегодня последнему испытанию. Осколки ледяной стены со звоном рассыпались по полу. Все вернулось на свои места.
- Когда-то я знал Анакина Скайуокера, совсем немного. Он был великим пилотом.
- Он погиб, – только и смогла сказать я, прежде чем потоком хлынули слезы. Еще бы: «Среди людей только я могу водить гоночный кар!" – "Тогда у тебя реакция джедая», иначе и быть не могло…
- Я знаю. Если вас это хоть немного утешит – он очень любил вас. Как-то я заметил у него среди личных вещей изображение очень красивой девушки. Он перехватил тогда мой взгляд и сказал: «Это Падме, моя жена» с такой нежностью, которой я не ожидал от мужчины вообще и от него в частности. После того я несколько раз видел его задумавшимся с вашим портретом в руках. Анакин бережно хранил его до самого конца, пока не пропал.
- Пожалуйста, Конрад, – пытаясь успокоиться, чужим голосом попросила я. – Не говорите никому об этом. Падме Скайуокер умерла много лет назад, вскоре после того, как погиб ее муж. Пусть все останется как есть, не бередите старые раны.
- Мне почему-то кажется, что все совсем не так просто, - задумчиво сказал коммандер. – Но я не буду допытываться. Я просто обещаю сохранить вашу тайну. Ангели, …Падме, после того как закончите свои дела на Татуине, жду вас на Явине.
- Я не могу. Это одна из главных баз. Нельзя допустить, чтобы меня узнали, а это могут сделать очень многие, – сил объяснять просто не было.
- Можете. И должны. Правду невозможно скрывать вечно, и, может быть, сенатору Амидале лучше вернуться?
- Нет. Открыться – значит свести на нет усилия многих людей и поставить под угрозу слишком многое. Вы не знаете, ради чего я пошла на инсценировку собственной гибели, почему скрывалась столько лет. Вы только что обещали, что не будете расспрашивать. Поймите: у меня достаточно причин, чтобы продолжать называть себя Ангели. Падме Амидала Наберрие-Скайуокер, – я назвала свое полное имя, прислушиваясь к его полузабытому звучанию, – давно мертва и не может воскреснуть.
- Вы боитесь? – в голосе Конрада прозвучало удивление, смешанное с недоверием.
- Да. Очень боюсь… боюсь много лет и не за себя, – почувствовав, что ко мне наконец вернулось самообладание, я расправила плечи, вытерла последние слезы, вздернула подбородок и уже твердо продолжала после глубокого вздоха. – Мне пора, Конрад. Берегите ребят из звена и себя. И помните о своем обещании.
Осторожно закрыв за собой дверь, я прошла по коридору к ангару и посмотрела на часы. Прошло всего три минуты, а мне показалось, что половина жизни пролетела перед глазами.

Мальчишки-техники бодро отрапортовали о полной исправности всех систем «Скитальца» и его готовности к полету, девушка-диспетчер сообщила о свободном коридоре для вылета. Я кивала им, улыбалась, что-то отвечала на непрекращающиеся шутки, а сама пыталась представить взрослых Лею и Люка, о которых у меня был минимум информации и чудовищная боль вместе с ощущением приближающейся угрозы. Дочь – сенатор с четырнадцати лет, которая сейчас находится где-то во власти Империи; и сын, о котором я не знаю совсем ничего, кроме того, что выросший на пустынной планете мальчик должен стать рыцарем-джедаем, как и его отец когда-то.
Собираясь лететь на Татуин, еще полчаса назад я ни за что не призналась бы даже сама себе, что, помимо намерения найти Оби-Вана Кеноби, у меня возникла еще одна цель, – если бы не состоялся этот трудный разговор с начальником базы, стоивший мне дополнительной седины и полной потери самоконтроля. Но, благодаря ему, я теперь была полна решимости разыскать ферму Ларсов недалеко от Мос-Айсли и увидеть Люка, пусть издали, а еще – убедиться, что с моим сыном все в порядке.
А пока, готовясь к старту, рассчитывая серию гиперпространственных прыжков до Татуина, я пыталась проверить свои рассуждения, поставить себя на место Леи и представить, как бы сама действовала в такой ситуации. Единственным выходом представлялся шанс отправить выкраденные сведения на планету, где их мог бы получить один-единственный человек, о котором она наверняка знала. И им мог быть только Оби-Ван Кеноби, ведь Бейл Органа всегда был в курсе, где его искать.
Еще одним допущением, чрезвычайно смелым, было бы предположение, что само восстание, набиравшее силу, рассчитывает на помощь Оби-Вана, одного из последних джедаев. Ведь все они когда-то были хранителями мира и справедливости. Мог ли Бейл, руководитель Альянса, решить, что настала пора ввести еще одну фигуру в опасную игру с Империей? Вполне. Тем более – сейчас, когда с помощью выкраденных сведений Альянс мог бы получить преимущество и воспользоваться фактором неожиданности. Тогда становилось более понятным и само появление дипломатического корабля Алдераана около всеми забытого Татуина. Бейл мог на этот раз посчитать, что настал подходящий случай воспользоваться помощью Оби-Вана. Схема вырисовывалась стройной, и мне казалось, что я поняла логику событий.
Вот только как в существующий расклад впишется мой сын? Успел ли обучить его Оби-Ван, смог ли, рассчитывал ли он на своего нового ученика? Знал ли Бейл о Люке?
Созвездия, к рисунку которых я уже успела привыкнуть за время недолгого пребывания на нашей небольшой базе, стали ярче, когда «Скиталец» вышел на орбиту и начал, сканируя космос вокруг и выходя из поля притяжения планеты, удаляться от нее, затем сияющие точки звезд растянулись в тонкие светящиеся лини. Расчерченная тьма гиперпространства обняла корабль, нацелившийся на систему двойной звезды, к которой я долгие годы запрещала себе не только приближаться, но даже и думать о ней. А сейчас меня гнали вперед беспокойство и волнение, чувство неопределенности и вопросы, терзающие душу и остающиеся без ответа.
Полет до Татуина занял гораздо более стандартных суток, так как необходимость обогнуть имперские посты заставила меня удлинить путь и изрядно его запутать: почти сорок часов продолжались три прыжка один за другим. Наконец последний выход из гиперпространства ознаменовался сменой звука работы двигателей, и тонкие сияющие линии вокруг «Скитальца» сжались до точек. Звезды неба Татуина разгорелись на темном фоне космоса перед обзорным экраном. Коричневато-желтый диск планеты висел прямо перед носом корабля. Когда-то, очень давно, в другой жизни, я вот так же впервые смотрела на это детище двойной звезды и не могла даже представить, что простое намерение отремонтировать поврежденный гипердрайв, а потом и желание увидеть город в пустыне навсегда изменят мою жизнь, предопределят всю судьбу.
Сверившись с навигатором, я задала курс на снижение и резко бросила «Скитальца» вниз. Такая манера пилотирования вовсе не была свойственна ни Падме Амидале, ни Ангелу или даже Ангели, но здесь просто невозможно было иначе – словно само прошлое стояло за плечом, дышало в затылок и направляло руки.
В Анкорхеде было уже за полдень. Двойное светило заливало ярким светом улицы и приземистые дома, стояла жара, пустыня дышала горячим ветром. Все живое пряталось в тень, узенькие полоски которой тянулись вдоль желто-серых стен. Небольшое поселение так напоминало Мос-Айсли более чем тридцатилетней давности: такая же непритязательная и функциональная архитектура строений из местного песчаника, такие же темные прохладные дверные проемы, такой же песок под ногами… Только сейчас мне совсем не нужно было чинить мотиватор гипердрайва, и меня не сопровождали высокий длинноволосый мужчина, ради конспирации одевший крестьянскую одежду, и ушастый забавный гунган. И мне не было четырнадцать лет.

Оставив «Скитальца» за городом, я одна шла пешком по улицам, пытаясь разыскать местный рынок. Жизнь давно научила меня тому, что в любом месте, населенном людьми или экзотами, основным сосредоточием последних новостей, сплетен и просто полезной информации является именно рынок. Стоит только прислушаться к гомону толпы, выделить из общего гула интересующее тебя, задать пару-тройку вопросов, на первый взгляд продиктованных легким любопытством, или просто бросить заинтересованный взгляд… Сценарий может быть любым, важен результат. Вот и сейчас – я шла за информацией. Вот только какой именно? Кого же мне искать первым? На этот вопрос я не могла ответить даже сама себе.
Местный небольшой рынок – пара рядов торговых лотков с натянутыми вверху вылинявшими тентами, разморенными покупателями и продавцами, прекращавшими свои занятия, однако, только при угрозе неминуемой песчаной бури, не обманул меня в ожиданиях. Через полчаса я уже знала все основные новости Анкорхеда за последние дни, и самой свежей, самой интригующей и спорной среди них была весть об уничтоженной влагодобывающей ферме за городом. Сердце неприятно кольнуло в предчувствии, а когда я услышала фамилию ее владельцев, земля начала стремительно уходить из-под ног и руки похолодели даже при такой с трудом выносимой жаре.
Оуэн Ларс и его жена Беру Вет погибли вчера, как гласила официальная версия – при набеге тускенских рейдеров, а их дом сожжен дотла. Бесследно исчез живший на ферме двадцатилетний племянник Оуэна – Люк Скайуокер. И еще: местная достопримечательность – отшельник и чуть ли не колдун Бен Кеноби, живущий где-то в Юнланде, на окраине дюнного моря, не пришел сегодня утром в поселение, изменив многолетней привычке еженедельного визита в Анкорхед.
Слова, так легко произносимые незнакомыми людьми, похоронным звоном отдавались в моей душе, в то время как я внешне спокойно и не торопясь фланировала между лотками, разглядывая товары, даже приобрела какую-то мелочь, и перебрасываясь с продавцами ничего не значащими словами. Никто из окружающих не приглядывался к женщине средних лет в неброском комбинезоне пилота. У меня же перед глазами все плыло и норовило закружиться – понемногу я узнавала о своем сыне от людей, знавших его много лет, …но опоздала. Особенно запомнились слова молоденькой девушки по имени Ками: «мы видели Люка на станции позавчера, когда приезжал Биггс. Скайуокер еще придумал тогда, что на орбите произошел бой между двумя кораблями… А впрочем, он всегда фантазировал, всегда грезил эпическими битвами и подвигами, мечтал улететь отсюда, хотел поступать в Академию, как Биггс…»
Глухое отчаяние начало овладевать мной. Сердце стучало как сумасшедшее, словно собираясь выпрыгнуть из груди, в голове шумело, и только предельным усилием я заставляла себя держаться на ногах. Великая Сила! Как мог Люк поступать в имперскую академию с фамилией Скайуокер? Успел ли он послать туда заявление? Оуэн любыми способами обязан был предотвратить это, да и Оби-Ван, обучая Люка науке джедаев, тоже не мог не понимать, что нельзя допустить такого шага. Но в тоже время – при чем здесь может быть имперская Академия в качестве места учебы будущего рыцаря-джедая? Как же так? Голова шла кругом, одно предположение совершенно исключало другое, я не знала что и думать.
…А спросить больше не у кого. Оуэн, Беру – в тот момент я поняла, что, согласившись принять на воспитание маленького Люка, сына Анакина Скайуокера, вы каким-то образом тоже предопределили свою судьбу, ведь ни на секунду я не поверила, что произошедшее на ферме – дело рук тускенов. Да, хотя у семьи Ларс-Скайуокер долгая история неприязни к песчаному народу, но все совсем не так просто. Я чувствовала, знала откуда-то, что именно здесь, впервые за много лет, линии судеб моих детей встретились в одной точке и связались в крохотный узелок, что захват корабля Леи и исчезновение Люка и Оби-Вана – последствия одного и того же события. Здесь замешана Империя – не было никаких сомнений. Но было ли все произошедшее простым стечением обстоятельств или зловещая тень Палпатина уже нависла над новым поколением семьи Скайуокер? Неужели моего сына больше нет? Неужели все было напрасно? Неужели я только отсрочила неизбежное – отдалила на двадцать лет, но не смогла предотвратить? Не могла ли я, самим своим желанием хотя бы увидеть сына и дочь, призвать опасность из небытия? Я запрещала себе так думать, гнала тревогу и отчаянье и очень надеялась, что неисповедимые пути Силы специально увели от меня Люка, не предоставив возможности ни встретиться с ним, ни даже просто увидеть издали. Пытаясь представить, откуда все же начать поиски, я окончательно решила что теперь, когда мои дети снова в опасности, я не отступлю.

Ками, согласившаяся проводить меня до станции Анкорхеда и показать подробную карту местности, рассказывала по дороге о Ларсах и Люке и не знала, с каким вниманием, как жадно незнакомая женщина ловит каждое ее слово. Не знала она и о том, что случайная ее фраза о вчерашнем карантине в космопорте Мос-Айсли и сумевшем скрыться от преследования неизвестном корабле заронили в мою душу еще немного надежды и позволили появиться чему-то, отдаленно напоминающему уверенность.
Совпадение это было или что-то иное, но я была глубоко убеждена, что мой сын жив и что он с Оби-Ваном. Вот только где же мне их искать? Наиболее вероятным местом, если следовать логике, был бы Алдераан. Вот только могу ли я появиться там спустя семнадцать лет, да еще при том, что я уже знала о Бейле и его роли в восстании?
Скопировав карту и попрощавшись с ребятами на станции, я вернулась на «Скиталец» и через два часа была уже в окрестностях фермы, которую увидела впервые двадцать два года назад. С высоты было хорошо заметно темное пятно большого пепелища, оно выделялось на фоне желто-буроватого песка островом черной сажи и пепла.
«Скитальца» я посадила недалеко от бывших построек фермы, приблизительно на том же месте, где более двадцати двух лет назад приземлился другой, серовато-зеркальный продолговатый корабль класса «Нубиан». Спустившись по трапу, я огляделась. Вокруг не было ни души, соседняя влагодобывающая ферма находилась вне пределов видимости за отдаленной грядой больших барханов, и лишь вечный ветер пустыни, уже стихающий перед закатом, гнал мелкий песок с дюн, расположенных неподалеку, и норовил понемногу занести следы недавней трагедии. Пройдет несколько дней, и пепелище уже не будет отличаться по цвету от окрестного пейзажа, а через пару месяцев будет сложно отыскать уже и сами следы человеческого жилья – все скроет серо-желтый песок пустыни. «Я не люблю песок… Он грубый, жесткий, проникает повсюду…» – в памяти так четко прозвучал знакомый голос, что я вздрогнула и оглянулась. Но нет. Просто воспоминания, которые всегда рядом. Они живут своей жизнью: могут затаиться, отойти куда-то в подсознание, а потом – внезапно вернуться, спровоцированные чем угодно, даже просто безжизненным пейзажем, как сейчас. Анакин знал, о чем говорил: первые десять лет из своей жизни он прожил здесь, на Татуине. А его сын – двадцать лет тоже не знал ничего другого. Где сейчас Люк? Где же мне искать моего ребенка, уже такого взрослого?
Отогнав прочь воспоминания и тревогу, я направилась к бывшей ферме. Сейчас, неся на себе следы пожарища и разрушения, она почти ничем не напоминала то жилище, где я побывала много лет назад, где ждала возвращения Анакина и Шми, где состоялся тот самый памятный разговор в мастерской, когда любимый рассказывал мне о своей первой вспышке ярости и ненависти и… И мой испуг, и то, как старательно я пыталась скрыть его от человека, которого старалась утешить, хоть как-то успокоить… Как это было давно, и в то же время – словно вчера; память услужливо раскрывала передо мной двери прошлого, казалось, стоит закрыть глаза, и я услышу самый дорогой и любимый голос, почувствую на себе взгляд синих глаз. Я всегда чувствовала словно обволакивающее меня сияние, которое появляется когда человек любит и любим, безграничное счастье когда-то было со мной неотступно благодаря Анакину. Оно защищало и хранило, это ощущение теплых объятий, что бы я ни говорила и что бы ни старалась показать…
Подземный комплекс помещений, спрятанный от вечной жары: гостиная и комнаты, кухня и мастерская, гараж – все несло на себе следы трагедии, настигшей этот дом внезапно и прошедшейся неудержимым смерчем, унесшим жизни хозяев. Я старалась не смотреть на пепел и копоть, ведь в памяти комнаты сохранились такими, какими я видела их двадцать два года назад. Вот по этим полам почти двадцать лет ходил мой сын, этих стен он касался руками – мысль была неотступна. Внутренний дворик, в котором стояли вазоны с какими-то растениями – это были следы Беру. Мастерская, совмещенная с гаражом, небольшая модель шаттла на верстаке в углу – я вздрогнула словно от удара. Люк? Конечно, ведь он, как и его отец когда-то, тоже грезил межзвездными перелетами и другими планетами. Осторожно проведя по модели пальцами, взяв ее в руки, я поняла, что уже не смогу положить этот маленький предмет на место и уйти ни с чем. Пусть у меня будет хоть что-то, что принадлежало моему сыну. Маленькую ленточку, когда-то связывавшую волосы дочки, я бережно хранила много лет, и сейчас носила в нагрудном кармане летного комбинезона. …А еще я много лет не снимала с шеи простую и безыскусную безделушку – небольшую подвеску на простом кожаном шнурке, вырезанную из гладкой серовато-белой древесины. «Возьми. Я сделал это для тебя из дерева джапор… Он принесет тебе удачу»… Подарок Анакина, самый первый. Этот простой кулон был для меня дороже всех сокровищ галактики.
Так, уговаривая сама себя, почти не видя ничего вокруг, я с моделью шаттла в руках осторожно вышла.

В этом доме больше никогда не будут жить люди. Выходя за порог, я аккуратно закрыла за собой дверь. Вот и все. Жизнь ушла отсюда. Хозяева нашли последнее пристанище. Еще на станции Ками сказала мне, что соседи похоронили Оуэна и Беру на их семейном кладбище, и я все еще помнила дорогу туда. Могильных камней, небольших и черно-серых, стало на три больше.
Клигг. А теперь еще Оуэн и Беру. Простите меня. Простите всех нас. За то, что мы, в отличие от вас, живы, за то, что когда-то очень давно вы действительно предопределили свою судьбу, за то, что все случилось именно так, как случилось. Спасибо вам. Беру, Оуэн, я прекрасно понимаю, что жизнь здесь была далека от идиллии, и наверняка случалось всякое, но вы заменили Люку меня и Анакина, много лет были рядом с нашим сыном. Я никогда этого не забуду… У меня с собой не было цветов, которыми на Набу принято отдавать долг памяти людям, навсегда ушедшим от нас, но продолжающим жить в сердце. Поэтому я стояла молча, просто не вытирая слез и не замечая слепящих последних лучей заходящих солнц-близнецов. Блик скользнул по еще одному могильному камню. Шми. «Мама, у меня не хватило сил… Но когда-нибудь, я обещаю…»
Заставив себя сбросить еще одно внезапное наваждение, я повернулась и медленно пошла к «Скитальцу». Анакин, тебе когда-то действительно не хватило сил и времени чтобы успеть к матери, чтобы не дать совершиться непоправимому. Великая Сила, однажды сведя нас двоих, сплела невидимую, но крепкую связь, и разорвать ее мы оба оказались не в состоянии. Чужая, сильная и коварная воля разъединила семью Скайуокер, превратила тебя в то, что ты есть сейчас, разлучила меня с детьми… И вот сейчас я не должна позволить этой воле снова вмешаться в ход событий, на пороге которых, я верила, все мы оказались. Отчего-то у меня в тот момент возникло чувство, что и сейчас судьбы наших детей, моя, твоя – снова начинают переплетаться в полотне какого-то немыслимого кружева и что в итоге окажется на другом конце этого узора – я не могла предугадать, как бы мне этого ни хотелось. Все же у меня никогда не было знаменитого предвидения джедаев, но ощущение, что эти двадцать лет разлуки и постоянной боли прошли не зря – не покидало меня, а наоборот, крепло с каждой секундой. Мне сейчас должно хватить сил не нарушить хрупкое равновесие, должно хватить терпения и выдержки чтобы найти, увидеть, узнать и не выдать себя, не навредить им…
Прислушиваясь к этой новой надежде, я поняла: единственное, что можно было сделать – это не дать даже приоткрыться тайне, которую я хранила много лет, не позволить Конраду сказать кому-либо ничего из того, что он знал давно и до чего догадался несколько дней назад. Поэтому – Явин, не Алдераан, как бы не стремились сейчас туда, к единственному оставшемуся месту, откуда можно начать поиск, мои душа и сердце.
Я поймала себя на том, что стою на вершине небольшой дюны и смотрю на закат двух солнц Татуина. Легкий прохладный ветер, уже не несущий дыхания жары, слегка овевал разгоряченное лицо, трепал выбившиеся из тяжелого узла волосы. С левой стороны небосвода начинали медленно выплывать луны, и песок пустыни окрашивался в фантастические цвета: багряно-оранжевые впереди, там, где играли еще последние лучи двойного светила и далеко позади – голубовато-серебристые под зеленовато-льдистым светом вечных спутников этой планеты. Сколько раз вот так же, стоя вот на этой или на соседней дюне, на закат смотрел мой сын? О чем он думал тогда?
Для очистки совести, понимая, что это совершенно бесполезно, на небольшой высоте я все же пролетела над Дюнным морем Юнланда, сверяясь с навигационной системой и картой. Но нет – ни малейшего намека на то, что где-то здесь в течение многих лет жил человек. Ни огонька, ни проблеска. Оби-Вана Кеноби бесполезно искать на планете – вчера он и Люк покинули Татуин. А значит, мне тоже больше нечего здесь делать.
Я улетала, неся печаль неоправдавшегося ожидания и несостоявшейся встречи, боль от очередной потери, крупинки информации, в которой было больше вопросов чем ответов, и зарождающуюся надежду, крепнущую уверенность.

Расчерченная сияющими полосами темнота гиперпространства, обнявшая «Скитальца», давала возможность снова и снова обдумать все, что случилось, и, как много лет назад, я снова пришла к выводу, что тайна Падме Амидалы Наберрие Скайуокер и ее детей должна быть сохранена во что бы то ни стало. Жизням Люка и Леи опять угрожает опасность, а я уже не могу как прежде просто отвести ее – рано или поздно они оба встретятся с Темной стороной Силы, и, вероятно, со своим отцом…
Долгие часы бездействия гиперпространственных прыжков и тревожных дум закончились: система навигации известила о приближении к газовому гиганту – Явину, на четвертом спутнике которого находилась одна из главных баз Альянса, то место, которого я так тщательно избегала, но которое все же пришла пора посетить. Переход на обычный режим полета завершился не только четким и ярким рисунком созвездий в обзорном экране, но и предупредительной сиреной всех систем, отвечающих за безопасность: прямо по курсу шло настоящее сражение. Чудовищная громада шарообразного искусственного спутника, неизвестно как оказавшегося в непосредственной близости от Явина-IV, рой имперских истребителей и крестокрылов Альянса, кружащихся в опасном танце, трассирующие выстрелы лазеров, вспышки взрывов – происходило что-то очень важное. Несомненно, Империя каким-то образом все же узнала о местонахождении базы повстанцев и решила уничтожить ее одним ударом, применив нечто, доселе неизвестное. Как иначе можно было объяснить тот технологический ужас прямо по курсу?
Я не раздумывала ни секунды. Вооружение «Скитальца» вполне позволяло оказать помощь, а управление – одного человека было вполне достаточно. Закусив губу (так и не избавилась от этой привычки), я на предельной скорости бросила свой корабль на левый фланг, где, как показала система максимального увеличения, имперские истребители, один из которых отличался странно скошенными солнечными батареями, преследовали внутри странного, длинного и узкого каньона тройку крестокрылов. На моих глазах один из тройки, заваливаясь на левое крыло, резко взмыл вверх – было видно, каких усилий стоит пилоту удержать контроль над машиной. Еще через пару мгновений и второй крестокрыл навсегда выбыл из строя, исчезнув в яркой вспышке, а система прослушивания «Скитальца», настроенная на широкую волну, уловила внезапно оборвавшийся диалог: «Биггс! Ты цел?» – «Пока цел» – «Ты уж постарайся, ладно?» – «Договори…»
Первая машина, чрезвычайно юркая, продолжала лететь, и из тройки преследователей остался только один: два других, словно получив приказ не вмешиваться, отстали. Пилот крестокрыла, оставшийся в одиночестве, выделывал невообразимые виражи и при этом мчался, не снижая скорости и не вылетая наружу, к одному ему видимой и понятной цели, вероятно, в конце этого «каньона». Когда-то я уже видела подобную манеру пилотирования, но это было страшно давно, словно в другой жизни…
Я тряхнула головой, чтобы избавиться от внезапного наваждения. «База! Я лишился Р2Д2» – голос, произнесший эти слова, был совершенно мальчишеским и напряженным – по всей видимости, его обладатель не собирался капитулировать и решил вести игру до конца. Однако имперский преследователь тоже не сдавался и не намеревался отступать – раз за разом он оказывался точно на линии выстрела по крестокрылу, повторяя, словно в зеркале, все отчаянные маневры своей жертвы. Я же была еще слишком далеко и понимала, что скорее всего не успею на помощь неведомому пилоту Альянса.
Поэтому могла только наблюдать со стороны, как один из ведомых имперских истребителей неожиданно вспыхнул и на полной скорости врезался в стену «каньона». Откуда-то сверху, чрезвычайно быстро, что было необычно для такой на вид старой посудины, падал коррелианский фрахтовик, стреляя при этом из всех наличествующих орудий. Кто имел удовольствие видеть этот корабль хотя бы раз, не забудет его никогда в жизни, равно как и его экипаж. А сейчас у меня сложилось полное впечатление, словно корабль пилотировал настоящий безумец – только сумасшедший мог ввести громоздкий и тяжелый грузовой «торговец» практически в отвесное пике. Но за миг до столкновения пилот на удивление легко взял вверх и промчался над имперцем, шарахнувшемся прямо на своего лидера. Две машины столкнулись, у ведомого в сторону отлетело крыло, словно срезанное бритвой, и сам он тут же исчез в яркой вспышке. Машина лидера, преследовавшая крестокрыл, явно потеряла управление – ее завертело и выбросило из «каньона» в открытый космос, и, все так же бесконтрольно вращаясь, она стала удаляться.
Я проводила взглядом стремительно исчезающий из поля зрения истребитель. Кто ты, неудачливый преследователь? Где завершится этот твой полет?

Из оцепенения, уже которого по счету за последние дни, меня вырвал оглушительный восторженно-дикий вопль, раздавшийся в динамиках: «Все чисто, малыш! Твоя очередь, доставь подарок по назначению и полетели домой!». «Хэн!» – в звонком голосе действительно молодого, как только что выяснилось, пилота, прозвучали совсем другие интонации, нежели несколько минут назад – сейчас в нем была неприкрытая радость, встретившая в эфире довольный хохот неожиданного союзника и чей-то еще низкий рев. Улыбнувшись про себя, – вот уж никогда бы не подумала, что отчаянная парочка контрабандистов примкнет к Альянсу, я протянула руку, намереваясь немного убавить громкость динамиков, но она замерла на полпути. Совершенно другой голос, принадлежащий кому-то третьему, громко и напряженно произнес: «База – Красному-5! У вас отключилась система наведения! Что произошло?» И голос пилота крестокрыла, все еще продолжавшего мчаться в «каньоне», совершенно спокойно и как-то отстраненно произнес: «Ничего. Все в полном порядке…» Мне показалось, что похожие интонации, тембр и глубину голоса я уже слышала, но это было так давно... Еще несколько мгновений истребитель Альянса уже совершенно ровно продолжал лететь к неведомой цели, затем от него отделились две протонные торпеды и продолжили движение вперед, в то время как сам крестокрыл резко взмыл вверх, и, покинув эту узкую расщелину, ставшую местом самого необычного виденного мной боя, присоединился к «Тысячелетнему Соколу». Оба корабля на предельной скорости рванулись в противоположном от огромной станции направлении, и я, внезапно поняв, почему, тоже стала уводить «Скитальца» по пологой дуге, стараясь при этом не потерять их из виду. Металлически-серый корпус технологического монстра, медленно удалявшийся от корабля, был внезапно расколот ослепительно-ярким искрящимся диском, который тут же превратился в сияющее облако, вобравшее в себя осколки самой, уже уничтоженной, станции, затем долгое мерцание сменилось дымно-серым занавесом, а когда и он исчез, огромного и страшного детища Империи, так внезапно и неправильно появившегося, ломающего рисунок созвездий в этом участке космоса, уже не было.
Чем был спровоцирован этот бой, я в тот момент еще не знала, но твердо была убеждена: это победа, далеко последняя и совсем не окончательная, но все же – победа. Альянс за восстановление Республики наконец-то заявил о себе в полный голос.
На время позабыв обо всех своих тревогах, я посадила «Скитальца» среди других приземляющихся кораблей, умудрившись при этом сохранить расстояние до «Красного-5», крестокрыла, сделавшего решающий выстрел по Звезде Смерти (Палпатин всегда тяготел к громким названиям), в пределах видимости. Не выходя из рубки, с помощью системы внешнего наблюдения, я имела возможность наблюдать, как откинулся колпак кабины крестокрыла, и на лесенку выпрыгнул парень в оранжевом костюме пилота. Он оказался совсем мальчишкой, на вид не более девятнадцати-двадцати лет, когда, стянув с головы летный шлем, дал мне возможность рассмотреть взлохмаченные прямые светло-русые волосы, курносый нос и большие голубые глаза в светлых ресницах, а также широкую счастливую улыбку. Темный блондин роста ненамного выше среднего и легкий в движениях, он тут же был окружен толпой других пилотов, одетых в такие же комбинезоны. Каждый норовил коснуться его, пожать руку или хлопнуть по спине.
Словно вихрь мимо остальных промчалась молоденькая девушка в длинном белом платье с уложенными в замысловатую прическу волосами. Когда-то я тоже заплетала что-то похожее… Она с разбегу бросилась на шею светловолосому пилоту, и он с легкостью подхватил и закружил ее. Карие глаза девушки под тонкими бровями сияли от радости, она что-то говорила и счастливо смеялась. Что связывает этих двоих? Мысль промелькнула краем сознания и тут же исчезла, а все внимание переключилось на подошедшего к ним сзади высокого человека, в котором я без труда узнала Хэна Соло. Со своей фирменной, чуть кривоватой, ухмылкой и иронично приподнятой правой бровью он приветствовал обоих: пилота – легким хлопком правой руки по плечу, девушку – приобняв другой рукой.
Оба они, повернувшись к высокому коррелианину, одновременно говорили что-то и улыбались, и со стороны это выглядело так, словно внезапно встретились самые родные и близкие люди, связанные пережитым: общими тревогами, горестями, потерями и внезапными обретениями, люди, которые потеряли надежду собраться в одно время в одном и том же месте.
Парень-пилот обернулся к группе техников, достающих из его крестокрыла астронавигационного робота, и что-то сказал. Дождавшись ответа, тряхнул светловолосой головой и ушел вместе с Соло и девушкой.

Я же, не двигаясь, сидела на месте и молча смотрела вперед. Несмотря на явные внешние повреждения, несмотря на количество прошедших лет, я не могла не узнать – из специального гнезда крестокрыла был вынут хорошо знакомый мне маленький астродроид Р2Д2, а вот рядом с кораблем стоял робот, которого когда-то Анакин сделал для Шми. Хотя в самый первый раз я видела Ц3ПО состоящим из одной арматуры и сервомоторов, и только через десять лет после того увидела вновь – в золотистой оболочке, которой не хватило только на ногу, поэтому Шми, доделывая подарок сына, сделала ее серебристой. Он был уникален, этот робот-секретарь, и не только из-за своего внешнего вида – Ц3ПО был сделан человеком, которого я когда-то очень любила. …И до сих пор продолжала любить в том, кем стал Анакин, его прежнего. Да, боясь признаться в этом даже сама себе, я продолжала любить своего мужа. Все эти годы я верила и надеялась, что где-то глубоко в Дарте Вейдере продолжает жить мой храбрый, безрассудный и горячий Анакин. Даже если он никогда не сможет вернуться к свету, он все же есть, он все еще жив, пусть даже мне не суждено никогда его увидеть – ни прежним, ни таким, каков он сейчас.
Нет, я не могла позволять себе так думать долго. Поддаться искушению и мечтать – это означает снова стать уязвимой. За много лет я привыкла быть сильной. Когда-то очень давно я нашла в себе мужество отказаться от своей семьи, имени, борьбы за любимого ради жизней детей, и, наконец – от сына и дочери. И вот теперь просто должна быть по-прежнему уверена, что все это было не напрасно. Поэтому, прогнав сумасшедшие мысли, нужно было заставить себя вспомнить о цели полета на Явин, найти Конрада и убедить его не раскрывать моей тайны. Как бы мне это удалось, какие слова нужно было бы найти – я в тот момент не знала. Просто чувствовала, что это необходимо. Мертвые не имеют права возвращаться…
Прошло всего несколько часов с момента завершения боя на орбите Явина, финал которого и момент уничтожения имперской космической станции мне удалось наблюдать в непосредственной близости к месту событий, а я уже знала имена погибших, среди которых было много знакомых мне. Теперь мне не нужно было беспокоиться, что Конрад из самых лучших побуждений захочет открыть тщательно скрываемую много лет тайну Падме Амидалы Наберрие Скайуокер. Коммандер звена "крестокрылов" не пережил сегодняшнего боя. С одной стороны это известие принесло мне некоторое успокоение, как бы жестоко это не звучало, а с другой – я в очередной раз лишилась человека, который тонкой ниточкой связывал меня с моим прошлым и который мог бы стать моим другом. Сколько их будет еще, таких потерь? Неужели я обречена только терять?
Судьба опять, словно в насмешку, позволила мне подумать, совсем недолго, о том что было когда-то, очень давно, и вызвала дорогие сердцу воспоминания вместе с призрачной тенью надежды – только для того, чтобы снова ударить побольнее. Эти мысли вызывали горечь. Казалось, меня впереди уже не ждет ничего хорошего.
Поэтому я сначала не поверила своим ушам, когда практически налетевший на меня незнакомый пилот сообщил оглушительную новость о предстоящей церемонии награждения героев, уничтоживших Звезду Смерти: Хэна Соло и …Люка Скайуокера. Молодой темноволосый и кареглазый парень с лохматой, непослушной мальчишеской челкой просто извинился передо мной, и, продолжая какой-то разговор, назвал своему собеседнику две фамилии. Он прошел дальше. А я осталась стоять, схватившись рукой за какую-то колонну и боясь упасть. Этого просто не могло быть… Но это все же было – это был мой Люк.
История семьи Скайуокер повторилась: через тридцать два года после того, как Анакин уничтожил на орбите Набу неймодианскую станцию управления дроидами во время блокады моей родной планеты, его сын сделал то же самое около четвертого спутника Явина. Боевая станция Империи, созданная для устрашения мятежных миров и наглядной демонстрации превосходства режима «мира и порядка», нашла свой бесславный конец благодаря Люку.
Огромное облегчение и ощущение счастья обрушились на меня волной, как на озере, и затопили. Ведж Антиллес (я услышала, как его окликнули по имени, и он обернулся) подарил мне радость жизни, совершенно не понимая, что секунду назад совершил чудо. Теперь я никогда не забуду имени и внешности человека, невзначай подарившего мне счастье и надежду на будущее.

Так, совершенно неожиданно, я нашла сына. Тот самый светловолосый и голубоглазый мальчик-пилот, на которого я смотрела из кабины "Скитальца", оказался моим ребенком, моим Люком, воспоминания о младенческих чертах которого я бережно хранила в памяти все эти годы. Час, когда я узнала во взрослом парне своего сына, принес мне одно из самых сильных потрясений в жизни еще и потому, что на этом новости не закончились. Казалось, жизнь решила внезапно вознаградить меня за все – церемонию награждения должна была провести сенатор и принцесса Алдераана Лея Органа, ранее спасенная двумя людьми, ставшими сегодня героями, с уничтоженной ими космической станции.
Простое стечение обстоятельств? Или судьба? Было ли мне на роду написано после стольких лет разлуки одновременно найти обоих своих детей? Я не знала. И не хотела знать. Все, на что была способна в тот момент Ангели, знакомая достаточно ограниченному числу людей в Альянсе, но ставшая притчей во языцех благодаря своему твердому характеру и сдержанности, это просто молча стоять среди других повстанцев в огромном храме, построенном на Явине много лет назад цивилизацией, сама память о которой уже исчезла, и изо всех сил стараться не расплакаться.
Удачей было то, что мне удалось занять место в первой шеренге зрителей церемонии награждения. Как хорошо, что никто не видел моего лица, ведь много лет назад я приказала себе никому и никогда не показывать своего страха, отчаяния или своих слез. Никто в тот момент не мог заглянуть мне в глаза. И никто не заслонял от меня Люка и Лею. Я могла видеть каждое их движение: и когда мой сын шел по проходу вместе с Хэном Соло и вуки, и когда он остановился на расстоянии нескольких шагов от меня, (я так ясно видела его напряженные плечи и светлые вихры над воротником форменной куртки пилота), и когда моя взрослая и такая красивая дочь улыбалась им, надевая на Хэна и своего брата-близнеца награды, положенные по церемониалу героям Алдераана. Массивная золотая цепь награды от планеты, которой больше не существовало, тускло светилась на шее Люка, и он слегка повел плечом, как бы пытаясь слегка поправить ее. Я узнала это движение. Все же двадцать лет назад я была права, думая, что мой сын будет похож на своего отца. Он очень напоминал Анакина чертами лица, цветом волос и глаз, ходкой и движениями. И его улыбка… она была словно повторение и отражение той, другой, белозубой и искренней, улыбки его отца. Но Люк был и моим сыном тоже – сложением он был похож на своего деда, моего отца. Лея унаследовала мой цвет волос, бровей, глаз, кажется, даже рост. Она тоже была невысокой и тоненькой, моя дочка, в длинном белом церемониальном платье, которое так напоминало мне свадебное, то, в котором я вышла замуж за ее отца…
Всего пара десятков шагов отделяла меня от моих детей. Больше всего на свете мне хотелось пройти это такое маленькое расстояние. Но помимо него были еще и долгие годы разлуки, уничтоженный Алдераан, погибший Оби-Ван Кеноби, способности джедаев у обоих моих детей и их отец, о котором я тоже не могла забыть.
Поэтому прямо там, в огромном храме, когда я смотрела на улыбающихся Люка и Лею, я снова поклялась памятью о прошлом и невероятной радостью настоящего – ради наступления будущего я буду продолжать молчать. Может быть, я позволю себе мечтать о том времени, когда смогу признаться сыну и дочери, обнять их как мать. Я никому не скажу о своих мечтах. А то, наступит ли такое время, зависело теперь не только от меня и не столько от меня, сколько от них, моих взрослых и все же таких маленьких детей…
Прошло еще три года. Восстание окрепло, приобрело мощь, от которой уже невозможно было просто так отмахнуться. Одерживая над противником победу за победой, оно приближалось к своей цели – восстановлению справедливости в галактике и истреблению зла, проявившегося в ней так внезапно и страшно много лет назад.
Все это время я состояла в Альянсе, продолжала свои рискованные полеты, но каждый раз, возвращаясь на одну из баз, которой в тот момент приходилось быть моим домом, знала – меня ждут новые известия о моих детях. Люк, Лея, даже неугомонный Хэн Соло – все они стали видными фигурами борьбы за возрождение Республики. С одной стороны это не могло не радовать меня – я была горда за своих детей, и так было гораздо проще узнавать о них что-либо новое. Но с другой – мне было постоянно тревожно – такая известность не могла не сделать Люка и Лею мишенью для Империи. Я прекрасно понимала, что им так или иначе еще предстоит встретиться и с Императором, и, возможно с Дартом Вейдером.

- Ты стала для меня знамением, Ангели, наверное, я должен сказать тебе спасибо, что моя жизнь теперь изменилась – торжественно-шутливо сказал Хэн, обняв меня и в ответ на мой недоуменный взгляд. – Перед посадкой на Татуин во время последнего полета мне приснился сон, в котором была ты. Но ты была моложе, в длинном платье, с какой-то словно бы короной в волосах.
- Как интересно… – шутливо протянула я, слегка провоцируя Хэна, пока он не обратил внимания на мой заплаканный вид, и с удовольствием глядя как у него замер взгляд, направленный куда-то вдаль.
- Ну да! Я еще тогда решил, что этот сон должен что-то такое значить.
- Вот уж никогда бы не подумала, что ты веришь снам и приметам, Хэн…
- Обычно нет. Я же не джедай какой-нибудь! – это прозвучало в его устах с изрядной долей скептицизма, что не укрылось от меня. – Но просто тот сон был очень светлым и красивым, ярким, красочным, каким-то настоящим, понимаешь?
- Не очень, – слукавила я, ведь мне тоже иногда снились сны, да еще какие! Вот только они совсем не были красивыми. От моих снов становилось очень больно – в них приходили давно потерянный Анакин и дети, в разлуке с которыми я жила столько долгих лет. – Ну и что я тебе сказала, там, в твоем сне?
- Ничего. Ты молча улыбнулась и что-то вложила мне в ладонь. Причем я не посмотрел даже, что там такое было. Как будто я не только знал, что именно ты мне отдаешь, но и то, что это что-то очень важно и ценно для тебя.
- А дальше что было? – Странно, но меня заинтересовал рассказ Хэна, которого при нашей прошлой первой встрече я не могла бы заподозрить в способности рассказывать настолько увлеченно.
- А дальше ничего не было. Я проснулся. – Он словно бы тоже проснулся сейчас, вернувшись от воспоминаний о своем сне к реальности. – Но ощущение было очень радостным, такого у меня с детства не случалось. – Хэн обезоруживающе улыбнулся и посмотрел на меня. – Ты, наверное, сейчас спросишь, откуда я взял, что это была ты, или еще что-нибудь. Я не знаю, честно. Просто уверен.
- Нет, малыш, я не буду спрашивать. – Я с трудом подавила желание потрепать по вихрам "малыша", который возвышался надо мной почти на две головы. Странно, я ощущала что-то похожее на материнские чувства. Так неподобающе для женщины, которая сама когда-то отказалась от своих детей и прожила вдали от них столько лет… – Сны – это просто образы, которые дает нам подсознание, и только от тебя зависит, обратить ли на них внимание. Это может быть подсказкой, а может быть просто отвлеченным сюжетом.
- Ты говоришь точь-в-точь как тот старикан, которому я обязан знакомству с Люком. Ну просто одними словами. Мудрый был дед. Кстати, я тоже называю кое-кого "малыш". – Хэн широко улыбнулся. – Пойдем, я познакомлю тебя с ним. Мы сегодня отличились и принимаем поздравления. – Вот тут улыбка стала уже откровенно плутовской.
Сердце мое внезапно словно решило пропустить один удар, а потом забилось с удвоенной частотой. Нет! Я не могу…
- Нет, Хэн, не стоит, – Я едва смогла выдавить из себя несколько простых слов и положила руку ему на локоть, останавливая порывистое движение. – Я видела ваше награждение и тоже поздравляю тебя… и Люка. Вы просто молодцы. Но знакомить нас не нужно. По крайней мере, сейчас. – Я поправила сама себя, поймав изумленный взгляд Хэна. – Думаю, на сегодня вам обоим достаточно знакомств и представлений. Я знаю как это утомительно. Вы теперь герои, стали известными людьми, и, думаю, у нас с твоим другом еще будет возможность познакомиться. – Я продолжала убеждать собеседника, мысленно обругивая себя последними словами: слишком поспешно отказалась, слишком много слов, слишком много информации. Но что поделать, я очень испугалась: не знаю, что буду делать, оказавшись лицом к лицу со своим сыном. Я могу и не сдержаться, выдать себя, а это все еще очень опасно для Люка.
- Улетаешь?
- Да. Мне уже пора.
- Жаль. Мне действительно хочется, чтобы малыш познакомился с тобой. Ты необыкновенная. – Он улыбнулся, но улыбка получилась немного грустной. – Мы ведь еще встретимся?
- Обязательно. До свидания, Хэн. Удачи тебе.
Мысленно я добавила: удачи тебе и твоим друзьям. Жизнь, разлучившая брата и сестру, расщедрилась и послала моим детям настоящего друга, в котором под маской самоуверенности и постоянной насмешливости скрывается преданное и самоотверженное сердце. Почему-то я была уверена – пока Хэн с ними, пока они все вместе, ничего плохого не случится.

Позднее мы встречались с Хэном еще, я многое знала о нем, многое узнавала о детях. Раз за разом, несмотря на желание Хэна, мне удавалось избегать официального знакомства с Люком и Леей, может быть просто потому, что я была осторожнее, подготовленнее и умудрялась перевести разговор на другую тему, отвлечь его так, чтобы он забыл о первоначальном намерении. Все-таки опыт политика не прошел даром, и даже через много лет мне удавалось незаметно для окружающих пользоваться приобретенными когда-то умениями.
Иногда получалось так, что я оказывалась в одном помещении с кем-то из своих детей. И тогда мне приходилось прикладывать чудовищные усилия, чтобы сдержаться и нечаянно не выдать себя. Мое сердце тогда билось как сумасшедшее, дыхание перехватывало. В те моменты я старалась даже не смотреть в сторону Люка или Леи и мне невероятно везло, что ни разу не случалось так, чтобы вокруг нас не было других людей, чтобы дети не были заняты разговором с кем-нибудь из них. Самое ужасное, что могло случиться, это то, что Люк или Лея, с их способностями джедаев, могли почувствовать что-либо непонятное, связанное с совершенно незнакомой им женщиной.
Точно не знаю, но кажется, что проявленная осторожность оправдалась полностью – я вообще не уверена, что дети заметили меня, чем-то выделили из большого числа людей, занятых одним делом – борьбой за восстановление справедливости. Невероятно, но мы никогда не разговаривали. Ни о чем. Я так и не допустила воплощения такой возможности, хотя к их голосам прислушивалась, словно к самой замечательной во вселенной музыке, звучащей только для меня. Пусть мне было очень тяжело, пусть это было похоже на медленную пытку, но позволить поддаться чувствам и выдать себя – означало бы слишком многое поставить под удар и раскрыть для Императора существование всех нас. Лея со своими способностями, о которых не догадывался ни один человек в галактике, могла бы связать мою внешность с воспоминаниями раннего детства, которые, я уверена, жили в глубине ее сознания. Поэтому мне было важно не допустить возникновения даже вежливого интереса ко мне со стороны дочери, не дать возникнуть у нее даже слабенькой ассоциации. А Люк – с ним было еще сложнее, потому что он был сильнее сестры – уже к моменту первого появления на Явине и присоединения к восстанию он ощутил в себе необычные способности, которые развивал по наитию, вспоминая слова погибшего Оби-Вана.
Мой сын пошел по пути, который в итоге должен привести его в рыцари-джедаи. Оби-Ван сдержал данное мне обещание и показал Люку дорогу, которую за тридцать два года до этого Куай-Гон Джинн открыл перед его отцом. Это была не только моя воля, это была судьба моего мальчика – стать джедаем, как и Анакин когда-то. Сила, бывшая с Люком с рождения, росла вместе с ним, и рано или поздно он должен был научиться слушать ее, пользоваться ею, и, возможно, пройти через испытания, которые она таит, чтобы понять самого себя. Мне не хотелось думать об этом. Было страшно представить, что Люку предстоит что-то, что хотя бы отдаленно будет похоже на то, через что пришлось пройти его отцу. Анакин изменился навсегда, погиб для всех. Сможет ли Люк оказаться сильнее?
У меня был и еще один повод для страха, и только от меня зависело, хватит ли сил не дать ему перерасти в панический ужас и не позволить себе наделать непоправимых ошибок. Я ясно понимала, что, открыв для себя Великую Силу, мой сын раскроет само свое существование Императору и Дарту Вейдеру, что им предстоит встреча, и она должна многое изменить в галактике. От сына Анакина Скайуокера во многом зависела теперь судьба восстания и победа над Империей.

Все это занимало мои мысли во время разговора с капитаном "Тысячелетнего Сокола" перед его отлетом на Хот, новую базу Альянса, создаваемую на холодной планете отдаленной и ничем не примечательной планетной системы в расчете на то, что никому в Империи не придет в голову обратить на нее пристальное внимание. Мы случайно встретились в одном из небольших опорных пунктов Альянса, завершив каждый свой рейс. Я расспрашивала о базе на Хоте, незаметно подводя эмоционального парня к теме, которая интересовала меня больше всего. Хэн в юмористических тонах расписывал достопримечательности, если можно так выразиться, базы, устроенной в недрах ледяной горы, прелести быта, ожидающего ее будущих обитателей, среди которых были его друзья: Люк, пытающийся разобраться в своих необычных способностях и научиться ими управлять, и Лея, надеющаяся, что этим самым способностям Люка можно будет найти применение в борьбе против Империи. Интуитивно моя дочь, не подозревая о наличии у себя самой таких же талантов, принимала их и пыталась понять. Мне это было ясно и понятно, казалось, я могу объяснить поступки своих детей, даже проведя так много лет вдали от них. Означало ли это, что у меня сохранилась с ними какая-то связь? Или просто я так сильно хотела, чтобы с ними не случилось ничего дурного, что это словно настраивало меня на их эмоции? Я не знала и просто жила с этими ощущениями. Я улыбнулась и незаметно смахнула с глаз непрошенные слезы: в своих мыслях я всегда называла Люка и Лею детьми, но раньше не знала, как они сейчас выглядят, мои мысли и чувства были в какой-то мере абстрактными. Сейчас же… Вот уже почти три года я имела возможность видеть детей довольно часто, и все мои чувства, адресованные им, были словно сконцентрированы, индивидуально направлены именно на сына и дочь. Великая Сила, как хорошо, что никто не может прочитать мысли!
Разговаривая с Хэном, я видела, что он не понимает природы способностей Люка, хотя сам же рассказывал мне о знакомстве с ним и Оби-Ваном, о словах рыцаря-джедая по поводу Великой Силы и его первых уроках с Люком. В тот момент я поняла особенно четко: память о Силе, о рыцарях-джедаях, бывших когда-то хранителями мира и справедливости в галактике, обо всем, что с ними связано – утрачена почти безвозвратно. Кроме меня, наверное, не осталось никого из людей, которые осознавали бы важность и необходимость этого знания. Скорее всего, большинство теперь воспринимает все это как сказку, красивую, но абсолютно бесполезную легенду.
Во время разговора с Хэном я четко осознала, что Люку придется столкнуться и с непониманием его способностей, и с настороженностью, и с отношением как к прихоти, и, возможно, с враждебностью, ведь как часто случается, окружающие боятся того, что не понимают… Однако вместе с этим я была глубоко уверена – мой сын не отступит перед трудностями, и, поставив перед собой цель, пойдет по пути ее достижения, что бы ни пришлось пережить на этом пути. Если в нем есть отцовская способность увлекаться и мое упорство – Люк станет джедаем.
А мне остается только молить Великую Силу, чтобы жизнь не заставила моего сына сделать выбор, подобный тому, который пришлось делать его отцу, чтобы ему никогда не пришлось возложить на разные чаши весов долг и любовь, чтобы Люк не повторил истории Анакина…

И еще при нашей последней встрече я заметила в глазах Хэна что-то новое, чего раньше в них не видела, и чему пока не могла подобрать определения. Это было похоже на уязвимость, даже неуверенность, вместе с толикой настороженности, и подобная смесь вовсе не была свойственна молодому коррелианину.
- Хэн, а ты мне все говоришь?
- О чем ты?
- Я же вижу, – притронувшись к его руке, я немного развернула парня и заставила посмотреть мне в глаза. – Так и есть. Что занимает твои мысли? Или, может быть, это скорее – кто?
- Ангели, от тебя ничего не скроешь, – Хэн криво усмехнулся и глубоко вздохнул, словно на что-то решаясь. Потом коротко махнул рукой. – А, ладно! Все равно нужно кому-нибудь рассказать. Посоветоваться, что ли… Странно, мне почему-то кажется, что именно ты можешь дать подсказку. Ты похожа на маму. Нет, не удивляйся. Не на мою. Моя мама была совершенно другой. Но в тебе есть что-то такое… Не знаю даже, как правильно сказать… Знаешь, в тебе есть мягкость, чуткость, нежность, как бы ты не пыталась их скрыть. Ты этого не замечаешь, но иногда твой взгляд становится теплым, ранимым, ласковым и ободряющим, словно у матери, смотрящей на своего ребенка и опасающейся, как бы он не наделал больших глупостей от чрезмерной самостоятельности. Знаешь, когда я это заметил? Что-то около полугода назад, ты прилетела из своего рейса, и мы случайно пересеклись в ангаре, я тогда сопровождал принцессу Лею и скромненько притулился в сторонке, пока она решала свои вопросы. Ты стояла рядом и разговаривала со мной, но словно бы была в этот момент где-то очень далеко… – Все это Хэн проговорил быстро, торопясь, а потом повисла небольшая пауза, в течение которой он смотрел задумчивым и туманным взглядом, словно сквозь меня. – Знаешь, я ведь только сейчас заметил. Ангели, ты, наверное, можешь решить, что у меня не все в порядке с головой. Вы чем-то похожи. Это невероятно, но это так.
- Мало ли похожих людей на этом свете. – Я изо всех сил старалась унять бешеное сердцебиение. Неужели сходство настолько бросается в глаза?
- Наверное, ты права. Все же это ненормально – во встречных женщинах я начинаю видеть ее черты…
- Ты влюблен, Хэн? В Лею? – Мальчик сам построил предположение, которое могло меня обезопасить. Сейчас мне нужно его отвлечь, направить мысли Хэна в нужное мне русло. И все же теперь следовало быть еще более осторожной. Я себя едва не выдала… Теперь я поняла, о какой из наших встреч говорит Хэн. Тот перелет был долгим, сложным, пришлось позорно удирать от имперцев с весьма ценным грузом, я очень устала, и только это может меня немного оправдать. Действительно, тогда я смотрела больше на Лею, чем на Хэна, с которым о чем-то разговаривала. Просто к тому моменту прошло больше трех месяцев с тех пор, как я видела свою дочь в последний раз, и не могла оторвать от нее взгляда…
- Да.
- А она? Она хотя бы знает о твоих чувствах?
- Да нет, конечно, откуда, я же не говорил ей. Она постоянно надо мной издевается, когда не нападает. А если не издевается, тогда официальна и холодна, как снега Хота. Ну конечно, ее высочество, принцесса целого Алдераана и какой-то коррелианский контрабандист, искатель приключений…
- А как себя с ней ведешь ты?
- А я отвечаю тем же. Если не защищаюсь от ее нападок. Цапаемся мы постоянно, по поводу и без. Зато не скучно… Ведем себя как малые дети, да? – Хэн тепло улыбнулся воспоминаниям.

Я слушала Хэна и понимала, что дочь похожа на меня не только внешне. В ее характере проявляются те же самые черты, которыми когда-то очень давно гордилась я: выдержка, сдержанность, чувство долга, привычка трезво оценивать собственные слова и поступки как бы со стороны. Все то, что двадцать пять лет назад начало трещать по швам и рассыпаться после встречи с молодым джедаем-падаваном, обладателем синих сияющих глаз, в которого превратился маленький мальчик из моих воспоминаний… «Ты очень вырос, Ани.» – «Да, только ты не хочешь этого замечать.» – «Не смотри на меня так.» – «Как?» – «Вот так. Мне от этого становится не по себе.» – «Как будет угодно госпоже сенатору», и его взгляд, наполненный радостью, юной наглостью, искренним восхищением и чем-то еще, чему тогда я очень боялась подобрать правильное определение, хотя все-все замечала, и его улыбка… Как алели у меня тогда щеки и сбивалось дыхание! Если бы не смертельная опасность на Джеонозисе, когда я считала, что мы оба находимся на краю верной гибели и спасения нет, неизвестно, сколько еще я смогла бы скрывать, что люблю его. В ту минуту, когда мы стояли со скованными руками на движущейся платформе, перед тем как оказаться на арене, где уже находился Оби-Ван, я внезапно поняла, что не могу не произнести этих трех таких простых слов: «я люблю тебя» в ответ на «не бойся» Анакина, которое для меня прозвучало как «люблю». Я не боялась умереть – в конце концов, смерть как конец физического существования – закономерный финал жизни, и уйти от нее не удастся никому. А умереть так рано… тогда были совершенно безрадостные мысли, что, может быть, так было предначертано мне судьбой: уйти за грань этого мира, но только чтобы остался жив он. Пусть даже я никогда и не узнаю – каково это, когда тебя обнимает любящий человек, знающий, что он – тоже любим, когда на своей щеке, губах ты чувствуешь его дыхание, и вместо инстинктивного желания отстраниться возникает стремление быть как можно ближе. Я действительно чувствовала, что умираю понемногу каждый день, когда вижу его и не смею сказать ничего из того, на что он так надеется, когда чувства и слова рвутся наружу, но приходится прикладывать огромные усилия и держать себя в казалось бы раз и навсегда обозначенных рамках должного поведения. Я любила, но молчала. Старалась изо всех сил скрывать свои чувства, но, наверное, только самому Анакину они были совершенно неочевидны, а сторонних наблюдателей ввести в заблуждение так и не удалось. Сола, милая сестра, ты была права. В этой жизни важно не опоздать сказать то, что от тебя давно ждут, на что искренне и безнадежно надеются, о чем мечтают… И в тот момент перед ареной, перед самым лицом смертельной опасности я отпустила, наконец, себя на свободу – так легко ответила на его чувства, щедро выплескивающиеся на меня уже долгое время. Произнесла всего лишь три слова, и это оказалось очень просто, как было совсем просто увидеть вблизи его удивленно расширившиеся синие глаза в обрамлении светлых ресниц, и так же естественно, как наш поцелуй перед самой ареной, как мы думали – прощальный. Но откуда-то взялись силы для отчаянного сопротивления во время задуманной Графом Дуку публичной казни, и мы смогли протянуть время в совершенно безнадежной ситуации, дождаться прихода помощи. А потом была погоня за Дуку, и я отстала, и сердце во мне разрывалось от неизвестности, от ощущения опасности, сгущающейся над головой моего безрассудного Анакина. А еще через какое-то время я поняла, что предчувствия меня не обманывали, когда увидела его, лежащим на полу в той пещере, раненого – и как во мне сердце не остановилось…
Что должно произойти, чтобы Лея, если она тоже влюблена в Хэна, а, по всей видимости, так оно и есть, если учесть что нападение – лучшая защита, призналась самой себе? Не говоря уже о том, чтобы сказать об этом ему?

- Хэн, возможно, ты ей тоже далеко небезразличен. Вот только проявлять инициативу и первой идти на сближение, мне так кажется, Лея не будет. Может быть, тебе стоит показать ей свое истинное отношение, а не держать шерсть дыбом?
- Ангели, как ты считаешь, может ли быть что-то общее у принцессы и такого парня как я?
- Ее планета погибла, не забывай. Лея потеряла дом, семью (как же тяжело было мне называть Бейла ее семьей!), много друзей и больше всего нуждается в дружбе, тепле и понимании.
- О, не переживай, уж чего-чего, а дружбы и понимания ей вполне хватает! Они с Люком прямо почувствовали родство душ – ведь он тоже лишился своей семьи. Иногда просто как родные смотрятся вместе. – Соло прищурился, а потом опустил голову, словно рассматривая что-то чрезвычайно интересное около собственных ботинок.
- Хэн, да ты ревнуешь! – я даже засмеялась такому открытию, никогда раньше вольнолюбивый парень, признающий за всеми другими право на свободу в той же мере, которую требовал для себя, не проявлял собственнических чувств, да еще так эмоционально. Коррелианин, ничего не поделаешь.
- Ревную. Но с другой стороны, я почему-то уверен, что между ними симпатия какого-то иного рода. Не знаю, как правильно объяснить, ведь Лея Люку тоже нравится, да и он ей, но мне все же кажется, что не так, как мне. Здесь иное, но что – я не могу понять. Да и они сами, похоже, тоже не понимают. Но ты не ответила на мой вопрос.
- Да, я считаю, что у принцессы и коррелианского героя Альянса вполне может быть что-то общее. Если только принцесса и этот коррелианин найдут в себе смелость открыто выразить свои чувства и будут достойны друг друга…

Вот так я поняла, что рядом с моей дочерью появился человек, который ценит ее не потому, что она – одна из ключевых фигур Альянса, не потому, что облечена властью и пользуется уважением, а просто потому, что в ней он разглядел что-то такое, что не хочет потерять. Не имея возможности открыться Лее и поговорить с ней, я просто надеялась, что она не пройдет мимо своего счастья, что Хэн пойдет даже на нарушение правил и стереотипов, сделает для нее все возможное и невозможное. Как когда-то Анакин сделал для меня все что мог. Любовь Хэна и Леи, а я практически не сомневалась, что она очень даже может быть взаимной, будет непростой, у них обоих характеры – далеко не подарки. Моей девочке еще предстоит понять, что политика – отнюдь не самое важное в жизни, тем более – в жизни женщины, что рано или поздно необходимость исполнять общественный долг, возложенный на нее как на принцессу погибшего Алдераана и сенатора – отдавать все свои силы Республике, отпадет, и мне очень хотелось бы, чтобы к тому моменту, когда это произойдет, Лея смогла бы направить устремления своей души еще и на другое, на что-нибудь личное.
Великая Сила, пусть Люк поможет сестре разобраться со своими чувствами! Ведь Хэн говорил о том, что мои дети даже на взгляд со стороны кажутся родственными натурами. Может быть они, благодаря своим способностям, уже почувствовали, что не являются посторонними друг для друга. И Люк должен бы почувствовать это скорее и явственнее, чем его сестра. Я знала уже давно, что генерал Оби-Ван Кеноби погиб на Звезде Смерти, и Альянс искренне сожалел об этой невосполнимой потере. У Оби-Вана были уникальные знания и опыт, необходимые для победы над Империей. Лея верила, что подобные знания есть у Люка, она верила ему и в него, а у меня замирало от страха сердце. Что успел передать моему сыну Оби-Ван? Чему он уже научил его? И как Люк сможет самостоятельно, без посторонней помощи и совета старшего и более опытного пройти по дороге постижения Силы без потерь?
Только двое во всей галактике могли бы научить Люка тому, что знают о светлой стороне Силы, помочь разобраться с собственными способностями, преодолеть страхи и соблазны… Теперь одного из них уже нет. Остался только один, на которого я возлагала все свои надежды. И кроме меня только этот один – магистр Йода – знал еще об одной тайне. Тайне, которую мы все когда-то поклялись сохранить и соблюдали столько лет, о том, что и Люк, и Лея – оба принадлежат к одной семье. И еще о том, что они – дети Анакина Скайуокера. Узнают ли они когда-нибудь об этом?
Я не мечтала, что получу возможность открыться им. Как сможет объяснить мать, ради чего она сама отказалась от своих детей? Бросила их? Поручила растить, воспитывать и заботиться о них чужим, посторонним людям? Нет, все слова будут бесполезны. Умом они, может быть, меня и поймут, но вот сердцем, боюсь, что до конца – никогда. И поэтому я сама никогда не решусь воссоединиться с ними. Единственное, о чем я мечтала, это о том, чтобы мои дети узнали, что они – брат и сестра. И только Йода мог помочь им в этом…
Обо всех произошедших следом событиях: нападении войск Империи на базу Альянса на Хоте, бегстве Хэна и Леи в Облачный город на Беспин, их встрече с Дартом Вейдером и передаче замороженного в карбоните Хэна Джаббе Хатту на Татуин – я узнала позже, вернувшись из очередного своего одиночного рейса. На Лею было больно смотреть, мое сердце обливалось кровью при виде, как она осунулась, стала бледнее и словно старше, а из-под тонких бровей горели мрачным и решительным светом карие глаза. И только это выдавало, насколько тяжело приходится моей девочке в дни, когда человек, которого она полюбила, находился в отдаленной части галактики и в любую минуту мог погибнуть, а Люк был покалечен, проходил курс лечения и тоже стал словно взрослее. Между бровей пролегла взрослая складка, синие отцовские глаза смотрели без обычной смешинки, очень серьезно, словно примеряя на собственное сознание оглушительную новость, в которую не хочется верить, но приходится, потому что все обостренные до предела чувства подсказывают, что это правда. Что отец, которого он всегда считал героем и на которого очень хотел быть похожим, на самом деле – чудовище по имени Дарт Вейдер. Воплощение абсолютного зла для миллионов существ в галактике. Сможет ли Люк разглядеть в этой полумашине живого человека? Увидит ли он под черной маской душу, искалеченную, но все еще живую?

О факте полета Люка после отступления с Хота на заболоченную Дагоба знали многие, и все терялись в догадках о его истинной цели. Я одна была уверена, что Сила привела моего сына к Йоде, чтобы он мог учиться ее пониманию под руководством наставника, целенаправленно и осознанно, а не по наитию и воспоминаниям об уроках Оби-Вана, как до того. Наверное, я никогда не узнаю, почувствовал ли мой сын хоть что-нибудь, оказавшись в месте, где началась его жизнь, равно как могу только догадываться, откуда ему стало известно о Йоде. Тем не менее, факт остается фактом – после возвращения оттуда, после того, как едва не погиб в Облачном городе и остался жив исключительно благодаря сестре, двадцатитрехлетний мальчик очень изменился. Мне, хотя я по-прежнему держалась поодаль от него и Леи, но смотрела и не могла насмотреться всегда, как только представлялась такая возможность, было понятно: в сыне борются противоположности. Я не могла предугадать, каким он выйдет из этой борьбы, но знала, что прежним, наивным фермерским пареньком с отдаленной планеты, волею судеб оказавшимся в гуще событий – не будет уже никогда. Он нашел свое место в жизни и путь, по которому ему предстоит идти. И изменило Люка не только то, что вместо кисти правой руки теперь навсегда ему суждено носить приращенный биопротез, но и, я не сомневалась, – встреча с отцом. Что ему сказал Дарт Вейдер, имевший прекрасную возможность сопоставить возраст, внешность, фамилию и собственные ощущения, воспоминания, подозрения? Ведь он наверняка почувствовал восприимчивость Люка к Силе… Сказал ли? А если все же сказал, то это означало, что отныне Люк со всеми своими мыслями и чувствами – открытая книга перед ним. Значит, если, или вернее, когда Люк узнает о том, что Лея – его сестра, то при следующей встрече об этом же узнает и их отец. Что тогда перевесит в Анакине – ярость от осознания, что его так обманули много лет назад, не дав ни малейшей возможности узнать о детях, не говоря уже о том, чтобы их увидеть? Или все же – он сможет понять причины, по которым мы были вынуждены так поступить? Что мы просто спасали детей, и не столько от него, сколько от Императора? Каким тогда станет его отношение к своему Темному учителю? Какое оно сейчас? Эти вопросы не давали мне покоя, отнимали сон. Предположения, догадки, и ничего, в чем можно было бы быть уверенной… Великая Сила! Права ли я, думая, надеясь, что в Дарте Вейдере еще сохранилось что-то от Анакина, человека, которого я когда-то полюбила, и ради того, чтобы быть вместе с ним – переступила все мыслимые и немыслимые запреты, и позволила ему нарушить ради меня столько правил?
Я чувствовала, была уверена, что Люк и Лея обязательно предпримут что-нибудь совершенно безумное, чтобы выручить Хэна, и это оказалось действительно так. При участии Чубакки и Лэндо Калриссиана состоялась настоящая и изящная партия в сэббек, где дети, ведомые Силой и удачей, вчистую переиграли короля преступного мира Джаббу Хатта. Весьма и весьма многие могли бы сказать им спасибо за такое благодеяние, но вся операция проходила в строжайшей тайне, потому как во время нее огромному риску и опасности подвергались далеко не последние фигуры в Альянсе – Лея Органа и коммандер Люк Скайуокер. Я как раз присутствовала в командном центре, когда вернувшиеся из полета Хэн, Лея, Лэндо и Чуи шумной смеющейся толпой ввалились за получением замечаний за самонадеянность. Лея стояла с нейтрально-непроницаемым выражением лица и полным осознанием собственной правоты все то время, пока Мон Мотма тихо, но эмоционально распекала их за самодеятельность, а Хэн незаметно для всех держал ладошку принцессы в собственной руке и счастливо улыбался.
Для полноты картины там не хватало только Люка, улетевшего, как сообщила дочь, навестить старого друга. У меня при этих словах кольнуло сердце. Кажется, я догадывалась, кем может оказаться этот самый старый друг… Что может сказать Йода Люку? Что именно, по его мнению, Люк к тому моменту уже был готов узнать?
И я нисколько не сомневалась, что моему сыну предстоит еще одна, возможно, последняя встреча с Дартом Вейдером. С его отцом. И – с Императором. Что страшнее? Помнит ли Анакин хоть что-то из своей прошлой жизни? Почему-то мне казалось, что да, что он просто ждет кого-то, кто поможет ему вернуться… Может быть, случится так, что Темный владыка решит перетянуть на свою сторону и поработить еще одного ученика, или, и при этой мысли я даже чуть не потеряла равновесие и схватилась рукой за стену, он может попытаться убить Люка, если мой мальчик окажет сопротивление и откажется. И если случится именно так, то как отреагирует Дарт Вейдер?

Вопросы, бесконечные вопросы … Как заставить себя не думать, если я не в состоянии ничем ему помочь? Мой ребенок давно вышел из того возраста, когда его водили за ручку и оберегали от падений, от ушибов. Он должен сам пройти по пути, лежащем перед ним, а мне остается лишь надеяться и молить Великую Силу, чтобы Люк, несмотря на слишком короткий срок своего обучения, уже достаточно окреп в убеждениях, и они не позволят ему поддаться соблазнам Темной стороны.
Великая Сила, помоги моим мужчинам! Не дай Императору получить абсолютное превосходство над Светлой стороной, не дай Тьме одержать окончательную победу. Помоги моему ребенку противостоять Императору и не допусти, чтобы Люк стал убийцей собственного отца… Помоги, если перед ним будет единственный выбор: или убить Дарта Вейдера, или перейти на Темную сторону Силы! Я больше никогда ни о чем не попрошу, только не позволь совершиться еще одной непоправимой ошибке. Тем более, чтобы ее совершил мой сын. Люк не должен даже приблизиться к Темной стороне, не то что заглядывать в ее клубящееся мраком зловещее нутро. Ведь если он сможет поднять руку на Анакина, пути назад уже не будет… Помоги Люку почувствовать то, что чувствую я! Пусть в нем тоже поселится надежда, что в Анакине еще живо добро, как слабый огонек, которому нельзя дать угаснуть под первым порывом ветра…

Продвигаясь сквозь толпу, собравшуюся в командном пункте для обсуждения последних добытых разведчиками сведений о новой Звезде Смерти, строящейся рядом со спутником Эндора, я лавировала таким образом, чтобы не попасться на глаза Мон Мотме. Прошло много лет с тех пор, как мы мельком виделись в последний раз. Я тогда была сенатором, а она – прилетела с Алдераана в помощь Бейлу. И хотя мы обе изменились, я узнала ее сразу и не могла допустить, чтобы и она сделала то же самое. В последней операции по добыче сведений я сама принимала не самое последнее участие, но невероятными усилиями на грани непочтительности и невежливости мне все же удалось избежать официального представления одной из руководителей Альянса. Игра в кошки-мышки с моими бывшими знакомыми продолжалась. Пока я опережала. Но как долго еще мне будет продолжать везти?
Краем глаза, стараясь не смотреть пристально, чтобы это было очевидно для окружающих, во время начавшегося брифинга я следила за сидящими рядом Хэном и Леей. Через минуту в большой зал вбежал Люк и прямиком направился к своим друзьям. Его взгляд, когда он приветственно обнял бросившуюся навстречу сестру, сказал мне об очень многом. И Лея, моя Лея, тоже что-то почувствовала. Она внимательно посмотрела в глаза Люка и что-то спросила, на что Люк отрицательно покачал головой и произнес несколько слов. Я была довольно далеко, чтобы расслышать, но за долгие годы хорошо научилась читать по губам: «Что?» – «Ничего. Спроси меня об этом позже, хорошо?» Он уже знал, в этом не было никаких сомнений.
И поэтому настолько страшно мне стало, когда при обсуждении атаки на недостроенную Звезду Смерти было решено повторить действия по уже увенчавшемуся когда-то успехом сценарию и нанести удар протонными ракетами по шахте, ведущей к основному реактору, с целью вызвать в нем цепную реакцию. Задачу отключения защищающего станцию энергетического щита на лесном спутнике Эндора взяла на себя группа Хэна, которая должна была прорваться на планету на захваченном не без моей помощи имперском шаттле «Тайдириум». Присутствие императора и Дарта Вейдера, лично инспектирующих заключительный этап монтажных работ на Звезде Смерти, представлялось Альянсу единственным и очень удобным шансом нанести решающий удар. А мне отчего-то явственно показалось, что все совсем не так просто. Палпатин слишком хитер, чтобы вот так подставляться, он считает ходы в игре на несколько шагов вперед и в этом ему нет равных. Неужели все это – только ловушка, в которую он хочет заманить Люка, воспользовавшись его чувствами, и настоящая цель Императора – получить нового ученика и слугу, чтобы тот занял место у его трона? Или – убить, если Люк окажется сильнее? А в качестве приманки будет Анакин… Великая Сила! Люк по собственной воле шагнет прямо в расставленную сеть и подвергнет себя смертельной опасности. Я поняла в тот момент, что совсем скоро перед моим сыном встанет выбор: остаться с группой Хэна на планете и тем самым сказать Дарту Вейдеру «мы здесь!» или же оставить друзей и сестру, как только он убедится, что они находятся в сравнительной безопасности, и самому пойти навстречу отцу. В любом случае – ему не избежать встречи с Императором. И тогда все будет зависеть от Анакина. Наступления момента истины осталось ждать совсем недолго. Просто ждать, потому что я сама что-либо сделать, чтобы помочь Люку, я не могу. Опять от меня не зависит ровным счетом ничего…
Бессознательным движением я накрыла ладонью резной деревянный кулон, висящий на груди, с силой сжала его пальцами… Анакин! Если бы ты меня сейчас слышал! Я жива, и я несмотря ни на что продолжаю любить тебя. Что бы ты и когда ни думал. Я не знаю, но может быть, ты мог когда-то, хотя бы на миг решить, что я предала тебя, предала наше светлое чувство… Ведь что-то в конце концов должно было произойти, чтобы ты переступил грань Света и Тьмы… Но я помню и люблю в тебе тебя прежнего… Ты любил меня когда-то – это не было сном, мне не казалось, я не обманывалась. Люк – твой сын, неужели это совсем ничего не значит? Скоро ты узнаешь, что у тебя есть еще и дочь… Я верю, что в тебе еще осталось многое от моего любимого. Я очень хочу верить, что Императору не удалось поработить тебя окончательно, ведь Тьме не дано до конца победить Свет. Ради всего, что нас когда-то связывало, ради памяти, которая, я верю, все еще жива в тебе, заклинаю – не отдавай Императору наших детей!

Находясь на «Скитальце» в строе кораблей, готовых к атаке и ждущих лишь сигнала об отключении энергетического щита, означающего что Звезда Смерти стала уязвимой, я не находила себе места. И лишь предельным усилием воли умудрялась держать «Скитальца» недалеко от группы крестокрылов под командованием черноволосого Веджа Антиллеса. Как я и опасалась в глубине души, появление Императора на Звезде Смерти было ловушкой – повстанцев у Эндора поджидал имперский флот. Численный перевес был огромным. Идеально ровными рядами корабли показались из-за поверхности Эндора, где они скрывались до поры до времени, скрытые неровностью планеты, и теперь мы оказались зажатыми между защитным полем боевой станции и противником.
Приказ об отходе для «Сокола» и трех эскадрилий крестокрылов запоздал – они были уже слишком далеко… Разбойная эскадрилья Антиллеса приняла правила игры и заходила на вектор атаки, достойно встречая превышающее число высыпавшихся им навстречу имперских перехватчиков. У меня в динамиках системы связи прозвучал дружный переливчатый свист «проныр», и насмешливый голос их командира с коррелианским акцентом произнес: «Калриссиан, мы с тобой будем жить долго и счастливо». Мальчишки завертели карусель, показывая, на что теоретически и практически способна слаженная и сработавшаяся, спевшаяся команда…
Нам предстоял неравный бой, пережить который, как я думала, мне уже не суждено. Отход был невозможен, такого шанса, хотя он и был совершенно гибельным, уже не представится. И перспективой стало – драться до конца, смешавшись с имперским флотом, чтобы станция не стреляла, опасаясь нанести ущерб своим. Единственным шансом дезорганизовать имперцев было – все же сделать Звезду Смерти уязвимой. Но его можно было воплотить только с планеты, отключив генератор щита…
Имперские звездные разрушители не вступали в бой, молча и неподвижно висели в пространстве, давя на психику. Зато Звезда Смерти выдала несколько прицельных залпов. Все они были результативными…
Флагман Альянса двинулся по направлению к станции, заходя в ее мертвую зону.
Где-то совсем-совсем рядом был Лэндо на «Тысячелетнем Соколе» Хэна, и вместе со звеном Антиллеса, чтобы, как ехидно выразился Ведж, «время зря не пропадало», они затеяли игру в кошки-мышки с уже подбитым и поврежденным, но продолжающим активно отстреливаться ионными залпами «звездным разрушителем». Мальчишки сбрасывали напряжение ожидания, атакуя силовой блок огромного корабля, согласно плану Веджа: скользнуть вдоль самой брони имперца, в «мертвой зоне» его собственных турболазеров, буквально в полутора десятков метров от нее резко сменить курс на короткое перпендикулярное падение и влупить из всех орудий, а потом, резко развернувшись, успеть унести ноги. Все это сопровождалось азартными воплями четырех молодых, звенящих от эмоций голосов в радиоэфире, украшенном еще и сдавленной цветистой коррелианской руганью – Ведж вдохновенно засорял эфир. Несчастные связисты, бедные их уши… Затем система прослушивания «Скитальца» поймала победный клич, раздавшийся из носовой рубки флагмана флота Альянса, где видели и приветствовали уничтожение «звездного разрушителя», а также полный фантастической смесью гордости и сдерживаемой ярости голос адмирала Акбара: «Прекратить самодеятельность! Калриссиан, Антиллес, после боя, если уцелеете, пойдете под трибунал!..»
Все это время я практически бездействовала, не смея привлекать к себе излишнее внимание. Максимум, что могла себе позволить – это прицельную стрельбу на дальность, по «на глаз» выбранным мишеням. Руки, лежащие на гашетках системы ведения огня, мелко подрагивали. Но за себя страшно не было ничуть.
Не так много минут неотвязных и тревожных мыслей, растянувшихся по ощущениям в часы, начало атаки, которой я даже обрадовалась как единственной возможности дать выход накопившемуся нетерпению, что-то делать, только больше не сидеть и не ждать; потом – сигнал к отступлению, потому что энергетический щит был на месте, и отчаяние, охватившее меня при этих словах… Ничего не получилось. Неужели все было напрасно? Напрасен полет ребят на планету, напрасен риск? Где теперь Люк? Жив ли он? Великая Сила, неужели должно было случиться именно так: двадцать лет прожить в разлуке с сыном и семнадцать – с дочерью, три года быть на расстоянии протянутой руки, мучить себя невозможностью обнять их, и – потерять в один день? Анакин, неужели я ошиблась в тебе? Неужели надеждам Люка тоже не суждено оправдаться? Может ли быть жизнь настолько жестокой?..

Едва дождавшись приказа к атаке, я буквально бросила «Скитальца» вслед за крестокрылами звена Антиллеса, выплескивая в этом отчаянном рывке все напряжение последних долгих минут. Основная задача по поражению цели в шахте, ведущей к основному реактору, была возложена на пилотируемый Лэндо Калриссианом «Тысячелетний Сокол», который благодаря своей скорости и маневренности как нельзя лучше подходил для этого, и четверку крестокрылов. Я ясно слышала, как Антиллес посвистывает сквозь зубы, ныряя в шахту, ведущую к основному реактору. Затем наступила тишина – внутри Звезды Смерти работали системы глушения связи, и переговоров ребят, даже если они и велись, слышно не было. Я взяла на себя задачу по подавлению огневой активности заградительных батарей Звезды Смерти, а еще пара более легко вооруженных крестокрылов, кружащихся в гибельно-опасном танце вокруг корабля, прикрывали меня от атак имперских истребителей.
Мое сознание словно раздвоилось: одна его часть четко отслеживала бой вокруг корабля, фиксировала противников и помощников, давала команды системе управления, а другая в это же самое время пыталась не поддаться царящему в душе ужасу. Откуда-то я знала, была уверена, что не только Император все это время был на Звезде Смерти. Там же находились Люк и Анакин. Я явственно ощущала в эти минуты как смертельная опасность, грозящая моему сыну, все возрастала и возрастала, словно клубящаяся тьма сгущалась вокруг него, не оставляя надежды, причиняя мне почти осязаемую физическую боль. И внезапно все закончилось. Ледяная когтистая лапа, сжимавшая мое сердце, ослабила свою хватку, вновь давая возможность вздохнуть полной грудью.
Я поняла, что Люк вне опасности, и еще – что он устоял, удержался, подойдя к самому краю пропасти. И еще я знала, что сорваться моему сыну не позволил именно его отец. Анакин спас Люка и от перехода на Темную сторону, гибели в нем рыцаря-джедая, и от смерти просто как человека, нашего сына.
Словно двойная звезда сияла тогда в моей душе. Теплое, яркое свечение двух светил, находящихся рядом. Потом свет одного из них постепенно стал уменьшаться, становиться все меньше и меньше, не угасать, а словно отдаляться, и я поняла, что Анакин умирает. Но это был уже не Дарт Вейдер, это был просто мой муж, отец Люка и Леи. Я лишалась любимого во второй раз, теперь уже окончательно, безо всякой надежды на встречу, которая когда-нибудь могла бы состояться в этом мире. Теперь нам суждено вновь увидеться только по ту сторону сознания.
В самый последний момент перед начавшейся на Звезде Смерти чередой взрывов, когда в динамиках системы связи прозвучали коррелианский боевой клич и ликующий вопль Лэндо, а следом за ними – приказ отступления для ударной группы и всего флота, я увидела вылетающий из ее бокового шлюза черный шаттл. Имперский челнок, стартовавший с платформы почти в последний момент, нещадно мотало из стороны в сторону, но пилот сумел стабилизировать полет и обогнать череду взрывов, а потом направил корабль к планете. Люк не оставил умершего на его руках отца на станции, рискуя жизнью, он вывозил его тело на Эндор. Он не знал, да и откуда было ему знать, что когда-то очень давно вот так же Анакин вынес на себе из очередной передряги оглушенного и потерявшего сознание Оби-Вана, сказав, что тот разделит его судьбу, а потом – сажал на Корускант разваливающийся на части крейсер. Сейчас Люк улетал прочь от гибнущей боевой станции, на какие-то доли секунды опережая взрывную волну и огонь.
Твердой рукой я направила «Скитальца» вслед за шаттлом. Я должна была проститься…
Вокруг кружилось множество кораблей, идущих к планете или удаляющихся в противоположную сторону, и мне приходилось быть осторожной и задействовать весь свой опыт пилотирования, чтобы не допустить столкновения в этом мельтешении. А еще по следам корабля Люка меня вело словно какое-то шестое чувство, позволяющее держать шаттл в зоне обычной видимости, не используя приборы слежения.

Два корабля сели на планету друг за другом с небольшим интервалом во времени. Отстегнув ремни пилотского кресла, я сразу выбежала наружу, но то не очень большое расстояние, которое отделяло «Скитальца» от шаттла, шла очень долго. Долгие годы разлуки и жизни врозь отняли у меня все мужество… Я понимала, что не могу появиться открыто, не могу подойти близко к телу Анакина и стоящему с опущенными плечами Люку, как бы мне этого не хотелось. И не могу открыто, не таясь разделить скорбь своего сына. Возможно, слова «Я твоя мать» были бы излишни, Люк уже стал джедаем, он мог просто почувствовать наше кровное родство… Но все равно – пришлось бы объяснять слишком многое. Наверное, я просто испугалась. Испугалась возможной реакции своего ребенка, оставленного мною во младенчестве, испугалась его вероятного вопроса «почему?» И хотя Императора уже не было в живых, и детям, казалось, больше ничего не угрожало, что-то меня останавливало. А может быть, именно в тот момент я поняла, что смерть Императора – еще не окончательная победа над Империей, в которую входят тысячи населенных миров, остался еще имперский флот, осталось командование, остались моффы и адмиралы, и гранд-адмиралы. Кто-то из них обязательно будет в достаточной мере амбициозен, чтобы претендовать на освободившийся трон галактической Империи и на ее пошатнувшееся, но пока не рухнувшее могущество. А это означает, что противостояние моих детей с Империей далеко не закончилось, и никто пока не знает, сколько еще оно продлится. Мое открытое появление сделало бы Люка и Лею более уязвимыми, и так не вовремя.
Для меня, наверное, навсегда останется загадкой, почему Люк, поднося горящий факел и потом, стоя рядом с ярким пламенем, не почувствовал чужого присутствия на похоронах отца. Откуда он, мальчик, едва ставший на путь постижения Великой Силы, мог знать о том, как прощаются с рыцарями-джедаями?
Я присутствовала на подобном погребении тридцать пять лет назад, когда погиб Куай-Гон Джинн, и не отрываясь смотрела тогда на огонь – четырнадцатилетняя девочка-королева, перед которой расстилалась долгая и неизвестная дорога жизни, но которая думала, что знает, что ждет ее впереди. А совсем недалеко от меня стоял мальчик, и в его глазах явственно читалось, что он изо всех сил старается и никак не может принять смерть человека, который помог ему стать свободным и к которому он, маленький сирота, воспитанный матерью, всего за несколько дней успел привязаться как к отцу.
В те долгие минуты прощания Люк смотрел на ярко-оранжевые языки пламени, забирающего Анакина, и синие глаза были совсем темными, между светлых бровей пролегла глубокая горестная складка, руки сжимались в кулаки. Он единственный, кроме меня, верил в человечность, все же сохранившуюся в душе Анакина, и прощался молча. В его взгляде не было ненависти или враждебности. Я поняла, что мой сын принял и простил своего отца. Отца, которого благодаря скупым рассказам Оуэна и Беру всегда считал героем, но который оказался просто человеком. Сказал ли он уже Лее, что они родные брат и сестра, что она – тоже Скайуокер? И если да, то я вполне могу себе представить, как отнеслась моя девочка к известию, что человек, позволивший гранд-моффу Таркину уничтожить Алдераан, и есть ее родной отец! …Бейл, я буду всегда благодарна тебе за то, что ты вырастил и воспитал мою дочь, но что же ты наделал! Лея ненавидит Империю и Императора. И с той же страстью, со всем пылом своей души она ненавидит второго человека в Империи, потому что в ее глазах он – олицетворение вселенского зла. Темный Лорд Ситхов, Дарт Вейдер… Анакин Скайуокер… Ведь еще у нее должны были быть счеты к нему за Хэна, за то, что именно он сделал его такой удобной приманкой для Люка, бросившегося спасать своих друзей и едва все не погубившего; а потом заморозить в карбоните, опробывая эту процедуру для ее брата. Лея совсем не догадывается об этом, но в ее характере так много отцовских черт. Эта способность и любить очертя голову, и смертельно ненавидеть. А еще есть моя твердость, мое упорство… Доченька, когда ты повзрослеешь, ты поймешь, что мир не делится только на белое и черное, и нет четких граней между добром и злом. И тогда ты сможешь понять брата. Сколько же еще пройдет времени, прежде чем Лея тоже, как Люк, сможет простить Анакина?
Я стояла за широким деревом, прислонившись к его стволу и прижав ладонь к губам, чтобы не закричать, смотрела на постепенно гаснущий огонь искупления, огонь победы и – огонь нашей утраты, провожала взглядом взмывающие к темному ночному небу искры, и впервые за очень долгое время не сдерживала себя. Из глаз не переставая лились слезы, оставляя на щеках широкие мокрые дорожки. Но единственным свидетелем этого была черная ночь Эндора, и только она одна видела, как плачет холодная, сдержанная и бесстрастная для всех Ангели, которая каждую минуту своей жизни помнила и любила. Анакин, вспоминал ли ты обо мне?

На моих глазах Люк потушил остатки пламени, собрал прах и похоронил его вместе с черным шлемом. Только два человека во всей галактике будут отныне знать, что одиноко стоящий под высокими деревьями большой камень отмечает место вечного упокоения Анакина Скайуокера, родившегося на планете вечных песчаных бурь, мечтавшего облететь тысячи миров, побывавшего на множестве планет и навсегда остающегося здесь, на Лесном спутнике Эндора… Не оглядываясь, сын уходил от могилы отца, и только я могла видеть тогда его поникшие плечи, склоненную голову, неровные, усталые шаги. Сколько же тебе пришлось сегодня пережить, мой мальчик…
После ухода Люка я подошла к камню, опустилась на колени рядом с ним и приложила ладони к его шероховатой, неровной поверхности, прислонилась щекой. «Прощай, Анакин» – беззвучно прошептали мои губы, и в этот момент легкое дуновение теплого ночного ветра ласково коснулось лица, осушивая слезы. «Нет, всего лишь до свидания!» – настолько явственно раздалось где-то рядом, что я даже вздрогнула и обернулась. Знакомый голос, произнесший эти слова, добавил: «Иди».
Ну вот, поздравляю, уже галлюцинации являться начали – я одернула свое разошедшееся воображение, прекрасно понимая, что все это – лишь его плод, результат всех моих волнений и переживаний. Но что-то заставило меня тихонько последовать за Люком.
Мы шли не очень долго – он и я бесшумно следом – пока мой сын не ступил на освещенную большим костром шумную лесную поляну. Я осталась в темноте под деревьями, и видела, как к нему подбежали и обняли смеющиеся Хэн и Лея, как сам Люк, распрямившийся и улыбнувшийся им в ответ, подошел и пожал руку, а потом обнял и слегка встряхнул Веджа Антиллеса, стоящего с обалделым видом человека, обманувшего собственную смерть и не понимающего, как ему это удалось. Меня кольнуло запоздалое раскаяние – перед взрывом Звезды Смерти я успела заметить крестокрыл Веджа, удаляющийся от космической станции с настолько явными следами повреждений, что я даже засомневалась – а удастся ли отчаянному пилоту благополучно приземлиться, и даже настроила на него систему слежения, чтобы засечь место его посадки и оказать помощь, если это понадобится. Но я обо всем забыла…
Люк обернулся и посмотрел куда-то в темноту взглядом, которому дано видеть то, что не замечают окружающие. Он не был задумчиво-туманным, направленным словно бы в пространство. Нет, Люк явно что-то видел, и глухая тоска в его глазах постепенно уступала место светлой грусти. Потом к нему подошла Лея, внимательно посмотрела в лицо и, обняв за плечи, увела в сторону высокого костра.
И я поняла, что отныне мой сын уже не будет один. Сестра разделит с ним ношу, которую ему еще предстоит нести, будет его помощником и соратником, всегда поймет и поддержит, что бы ни произошло, какие бы события в жизни им еще не предстояли.
А я… Я оказалась плохой матерью и уже не нужна своим взрослым детям. На этом моя миссия заканчивается. Я сдержала обещание, данное себе: нашла, узнала, была рядом, но так и не сказала ничего. Я сделала все, что могла, хотя, наверное, могла бы намного больше…
Я отвернулась с твердым намерением идти вглубь леса к оставленному кораблю. И замерла, а потом почувствовала, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Так вот куда смотрел Люк… Совсем недалеко я увидела три полупрозрачные светящиеся фигуры. Постепенно пропадающие, тающие Магистр Йода, Оби-Ван – я не могла ошибиться – и, Великая Сила, возможно ли это, и если да, то как такое может быть вообще? Как во мне сердце не разорвалось? Слева от них в таком же свечении стоял Анакин…

Он был точно таким, каким я видела его на Корусканте, когда они с Оби-Ваном вернулись с орбиты на рассыпающемся на части флагманском крейсере сепаратистов. Высокий, стройный, молодой, в темно-коричневой одежде рыцаря-джедая… И он смотрел на меня так же, как тогда, когда я встречала его в космопорте, и мы стояли в густой тени широкой колонны: слегка улыбаясь, ободряюще, с любовью. И сейчас не было вокруг никого: ни людей, празднующих победу, ни экзотов, ни маленьких лохматых эвоков, аборигенов этой лесной луны, оказавших всем нам огромную помощь… Была я – женщина, прожившая долгую жизнь, прошедшая множество дорог, с сеточкой тонких морщинок вокруг глаз и седыми прядями в волосах. Минувшие годы оставили следы на моей внешности и на моей душе. Уже давно не было Падме, двадцатишестилетней девочки, с ужасом смотрящей с большого балкона здания Сената на то, как падает на городские кварталы Корусканта горящий звездный крейсер, и знающей откуда-то, что пилот, изо всех сил уводящий корабль от жилых зон – это ее муж. Для многих и многих – герой Клонических войн, бесстрашный рыцарь, ведомый Силой и удачей, а для нее – просто Анакин, самый близкий человек в галактике, тот, кто любил ее, и единственный, кого она смогла полюбить, без кого не представляла своей жизни, имя которого она каждый раз с ужасом искала и боялась найти среди списков погибших командиров. И каждый раз с облегчением не находила. Значит – жив. Значит, можно снова дышать и снова ждать сводок с фронтов, в которых часто появлялось его имя, связанное с названием очередной отдаленной звездной системы, куда привели его долг и путь рыцаря-джедая, – системы, охваченной пожаром войны. А в тот далекий день я с заледеневшим сердцем и ладонью, намертво охватившей висящую на шее простенькую резную деревянную подвеску, ждала новостей от спасательной команды, высланной из космопорта к месту посадки, больше напоминавшей крушение. И ждала его самого. И дождалась. Он выжил тогда. И спас Оби-Вана. И Палпатина, тогда еще просто верховного канцлера, наделенного специальными полномочиями…
Была я… И был он… Сейчас я видела Анакина точно таким же, как в тот день. Ничуть не изменившимся. В его взгляде я прочла: «Ты сделала все как нужно. Спасибо. Ты замечательная мать.»
Этого не могло быть – я же не была джедаем. Но, тем не менее, это было: я видела Анакина, видела ясно и четко то, чего видеть не могла, не должна была. Я до сих пор не знаю, было ли это, не случился ли у меня простой обман зрения? Может быть, я просто очень хотела его увидеть…
В высоком темном небе Лесной луны одна за другой начали зажигаться звезды. Не знаю, сколько времени я так простояла, схватившись рукой за ствол какого-то небольшого дерева, могу только сказать, что в себя пришла не скоро, только когда над лесом стали рваться разноцветные ракеты праздничного фейерверка в честь победы над Империей, в честь наступления нового дня и нового солнца, которое вскоре должно появиться из-за горизонта. Солнца мира и справедливости для всей галактики.

…Истину невозможно скрывать вечно. Возможно, когда-нибудь настанет момент, когда мне придется, глядя им в глаза, сказать Люку и Лее, что я – их мать. Что я – та, которую они считали давно умершей, и тогда мне придется объяснить многое другое, и рассказать так много. А может быть, мы просто сможем обнять друг друга, и все слова будут совершенно ненужными.
Пока этот момент не наступил и не знаю, наступит ли. Но я буду терпеливо ждать и надеяться, сколько бы ни понадобилось, каждый день, пока я жива.
Умирая, джедаи не уходят бесследно в небытие. Они переходят в Силу, сливаются с ней, становятся ею и навсегда остаются в памяти тех, кому были дороги при жизни. Память тех, кто их любил, навсегда сохранит дорогие сердцу образы. И иногда они способны приходить, они могут возвращаться к тем, кто их любит и ждет.
И сейчас я снова вижу себя на мостике «Скитальца», летящего сквозь расчерченную сияющими полосами тьму гиперпространства. Я возвращаюсь на свою родную планету Набу, в Озерный Край, значащий для меня так много. Я возвращаюсь домой, в наш с Анакином дом. Я возвращаюсь в дом, который был оставлен много лет назад, чтобы вновь зажечь там свет, как сигнал, как маяк, как символ, что я люблю и жду.
Может быть, должна пройти еще одна вечность, прежде чем ранним утром, когда туман, поднимающийся от озер и водопадов, подсвечивается лучами восходящего солнца – я ступлю на порог нашего дома и встречу своего любимого, который выйдет ко мне из постепенно истаивающего тумана, играющего всеми цветами опалов; из тумана, в который он шагнул много лет назад. Он обнимет меня, и близко-близко я увижу его ясные синие глаза. И мы уже навсегда останемся вместе.

Конец.

Обсудить рассказ на форуме